Наталья Андреева - Любовь и смерть. Селфи

– Спасибо! – сказала Ксюша, вылезая у супермаркета. Она сама попросила остановиться именно здесь. Люба с Людмилой не возражали.

Когда девушка скрылась за стеклянными дверями, Люська с досадой сказала:

– Я себя чувствую так, будто что-то у нее украла. Хотя, я ни в чем не виновата, так же, как и ты. Разве нам с тобой мало досталось? Ну почему нас, москвичей, никто не любит, а?

– К чему заморачиваться тем, что мы не в силах изменить? Да и время позднее. На въезде в Москву тоже пробка. Давай не будем философствовать, а просто помолчим.

– Господи, этот город когда-нибудь спит?!

– В моем медцентре с первого сентября стоматолог будет принимать круглосуточно. Я думаю, скоро все будут работать в две смены, в дневную и в ночную. Это выгодно, потому что ночью двойной тариф. Нет, Люсенька, Москва скоро вообще забудет о сне. Даже на час-два.

– Я тоже подумываю о том, чтобы делать свою программу ночью. Гостей собрать проще. Всяких випов. Народу в павильонах для съемок поменьше, опять же машин на стоянке… Что с Бариновой-то будем делать? – спросила Людмила, помолчав.

– Надо ехать к ее мужу, к Марату. Как он умудрился опознать любимую жену в чужой женщине? Пусть даже ее лицо было обезображено. Что-то тут не то.

– Да, ты права. Я тебе позвоню, когда выкрою время, – и Апельсинчик тяжело вздохнула.

Время они выкроили. Ведь Людмиле дали добро на съемки документального фильма о смертельных селфи, а Любе надо было узнать у Оксаны Красильниковой, где сейчас айфон ее дочери Кристины. И постараться заполучить этот айфон.

– Я ему звонила, Беймуратову, – заговорщицки подмигнула Людмила, когда они сели в машину. – Он дома.

«Сколько же мне пришлось проехать за последнюю неделю?» – грустно подумала Люба. Но деваться было некуда. По телефону такие вещи не решаются. Чтобы уговорить мать на эксгумацию тела единственной дочери, надо смотреть несчастной женщине в глаза. И убеждать от имени другой матери, которая тоже может потерять единственного ребенка. Если Кристину убрали, как опасного свидетеля, такая же участь может постигнуть и Машу. Ведь той роковой ночью на кладбище приехали делать селфи две девушки. Удивительно, что на жизнь Маши еще не покушались. Или убийца просто выжидает удобный момент?

– И что Марат? Как его по отчеству? – спросила Люба.

– Ахметович. Сначала не врубился, чего именно я от него хочу. Потом занервничал.

– Занервничал?

– Сказал, что у него уже побывала полиция. Мне еле-еле удалось уговорить его нас принять.

– Как-как? Он что, царских кровей?

– Люба, он богатый человек. Живущий в элитном коттеджном поселке, который бдительно охраняют днем и ночью и от журналистов в том числе. Если Беймуратов не захочет, чтобы мы вошли в его дом, мы и не войдем. Мы ведь не полиция.

– И как тебе удалось его уговорить?

– Ой, не спрашивай! Сказала, что либо ему будут все сочувствовать, вся страна, если он придет ко мне на шоу, либо объявят злодеем и маньяком, если откажется прийти. Что повредит его бизнесу. Марат Ахметович не дурак, он выбрал первый вариант.

– Ну да. Ведь это же бесплатная реклама.

– В точку.

«Как на работу сюда», – подумала Люба, проезжая мимо кладбища, которое теперь никто не рискнул бы назвать заброшенным. У ворот стояло с десяток машин и несколько крутых мотоциклов.

– Похоже, байкеры, – прищурилась Люська. – И с этими еще надо разбираться.

– Зачем?

– А я тебе разве не говорила? Дочка-то Аграфены Дамировны, оказывается байкерша! – выпалила Люська. – Крутая деваха и, похоже, с характером. В мамку пошла. Так что с этими селфи-убийцами еще не все понятно. Равно как и со смертью Полины Большаковой. Но сначала мы займемся Беймуратовым.

…Охранник на въезде в поселок хмурился и долго сверялся со списком. А потом принялся кому-то названивать. Напрасно Люська убеждала мужика в камуфляже, что они с подругой почти свои, к Старковым пару раз приезжали. И дружат не только с Аграфеной Дамировной, но и с участковым. Но, видать, в свете последних событий гайки закрутили. Жителей элитного поселка стали напрягать частые визиты полиции, а теперь еще и журналистов. Богатые люди очень не любят, когда нарушают их покой. Еще меньше любят, когда фотографируют и снимают их собственность.

Люба робко жалась к машине, глядя на огромную кавказскую овчарку, которая, брызгая слюной, рвалась с поводка. Люська изо всех сил бодрилась, но тоже, похоже, занервничала. Наконец охранник также хмуро и без всякой охоты сказал: