Буало-Нарсежак - Алая карта

В ответ Жюли скажет, что визит Мураччиоли наверняка не остался незамеченным, кроме того, он мог проболтаться, когда плыл на остров на катере. Сомнение будет посеяно, и долго ждать развязки не придется: Джина решит последовать примеру Глории и закажет доску, возмущенные обитатели «Приюта» обратятся в совет, и тот в результате отменит обе церемонии. «Все пропало, — зарыдает Глория. — Сто лет человеку исполняется один раз в жизни!» От этого удара ей не оправиться.

В десять часов размышления Жюли прервал звонок Хольца.

— Доброе утро, дорогая. Я только что говорил с мадам Жансон. Она… не знает — и не хочет знать. Ей до смерти надоели все эти интриги. Наша председательша высказалась в том смысле, что, если одна из дам чем-то недовольна, пусть продает дом и убирается ко всем чертям. Да-да, именно так она и сказала, а потом добавила: «Я всегда подозревала, что добром это не кончится. Две столетние женщины, обе считают себя центром мироздания — идеальный повод для войны». Мне удалось прервать ее разгневанный монолог, и я спросил: «Так что же делать?» Она ответила: «Ничего…» — и повесила трубку.

— Как, по-вашему, повернется дело? — спрашивает Жюли. — Джина отступится? Она ведь тоже хочет заказать доску, я права?

— Возможно… Точно не знаю, но Джина не из тех, кого легко «подвинуть». Мне очень жаль, что все так вышло. Вы поставили передо мной невыполнимую задачу. Если появятся новости, я вас предупрежу.

— Не беспокойтесь, — отвечает Жюли, — и еще раз спасибо.

Утро закончилось без происшествий. Кларисса подала обед, разрезав мясо на мелкие кусочки, чтобы Жюли могла легко поддевать их вилкой.

— Что Глория?

— Слушала музыку.

— Ей никто не звонил?

— Нет.

Жюли исходила нетерпением. Почему медлят «добрые подруги», они ведь так любят сплетничать? Новость известна как минимум шести из них. Жюли полагала, что, учитывая скорость распространения «по эстафете» любого слуха, до Глории он дойдет с минуты на минуту.

«— Итак, вы решили поместить на фасад дома мемориальную доску?

Изумление! Предательство! Возмущенное отрицание.

— Не стоит так волноваться, дорогая, мы умеем держать рог на замке!»

Потом Глория неизбежно захочет поговорить с Жюли.

«Сейчас… вот сейчас она позвонит, — думает Жюли. — Сейчас готовится решающий удар. Мадам Жансон самоустранилась, и Джина сделает ход. Это неизбежно. Обитатели „Приюта отшельника“ прочтут надписи, и все будет кончено. Это было предписано свыше. Боже, после шестидесяти лет ожидания!»

День прошел без происшествий. Жюли не находила себе места. Вмешиваться нельзя ни в коем случае, нельзя даже сказать Глории: «Странно, что никто не зашел тебя навестить!» Глория получила с дневной почтой окончательный макет доски и уже несколько часов любовалась им, как будто надпись золотыми буквами обещала ей вечную жизнь.

— Монтано сляжет, когда это увидит.

«Она все знает! — хотелось крикнуть Жюли. — Сляжешь ты, не она. Идиотка…»

До нее вдруг дошло, что затянувшееся молчание — часть дружеского заговора. Окончательным подтверждением правильности этой догадки стал звонок Симоны, которая ни словом не обмолвилась ни о доске, ни о намерениях Джины. Никто не хотел провоцировать конфликт. Возможно, председательша негласно надавила на дам, и они приняли коллективное решение: молчать, чтобы выиграть время.

На следующее утро, сразу после визита доктора Приёра (он каждое утро навещал старую даму — его беспокоили подскоки давления), Глория попросила сестру задержаться.

— Жюли… Я чувствую, что от меня что-то скрывают. Друзья берегут мои нервы, но почему все так странно себя ведут? Заглядывают, спрашивают: «Всё в порядке?.. Только не волнуйтесь». Они как будто наблюдают за мной. Ты ведешь себя так же.

— Не смеши меня.

— Скажи честно, мое состояние ухудшилось? В таком случае церемонию провели бы не откладывая, и я бы поняла, что мой час настал. Я права? Награждение орденом станет таинством соборования? Да говори же, не молчи!

Жюли в ответ только руками разводит.

— Ты становишься совершенно невозможной, моя бедная Глория. Такое впечатление, что в жизни тебя интересуют только орден и мемориальная доска.

— Пусть так, — покраснев, отвечает Глория. — Орден и доска…

Еще три дня. Внешне все тихо. Кларисса докладывает коротко, по-военному: «Ничего не происходит». Джина затаилась в «Подсолнухах». В «Ирисах» Глория не выпускает из рук телефон и время от времени звонит Мураччиоли.