Антон Леонтьев - Бизнес-ланч у Минотавра

– Валерия, не нравится мне, как у тебя болезнь протекает. Так, прими вот еще две таблетки…

Девушка послушно приняла их из рук бабушки, судорожно размышляя над тем, стоит ли с ней говорить о том, что ее так занимает.

И пришла к выводу, что нет.

Бабушка же, подняв с пола скомканный листок, тот самый список подозреваемых, который составила и принесла Лариска, с удивлением произнесла:

– Гм, а это что такое? «Список подозреваемых»…

– Ах, это пьеса… Ну, для выпускного.

Бабушка качнула головой.

– В твоем состоянии ни о каком выпускном речи идти не может. Кстати, я говорила с твоим отцом. Да, он изменил решение, однако я с этим не согласна. Считаю, что тебе надо поскорее уехать в Москву, но, конечно же, после того как окончательно выздоровеешь…

Вести дискуссии с бабушкой Лере уж точно не хотелось.

Раздавшийся звонок в дверь прервал их разговор, и бабушка вернулась через пару минут, раскрасневшаяся и державшая в руке большую корзину с белыми розами.

– Господи, нам доставили, хотя я уверяла курьера, что это ошибка! Но тут вот написано – Валерии Михайловне Кукушкиной, то есть тебе!

Она передала Лере конверт из серебристой бумаги, на котором действительно значилось ее имя, и извлекла из него кусок плотной, серебристой же, бумаги.

Там было сиреневыми чернилами начертано: « Желаю скорейшего выздоровления ».

Подписи не было, но Лера и так поняла, кто прислал ей два, если не все три, десятка роз. И у кого, в отличие от Толика, на это были деньги.

Кирилл.

– Это точно тебе? – спросила с подозрением бабушка, а Лера, стараясь скрыть внезапную дрожь, причем не по причине температуры, а нервного волнения, произнесла:

– Ну да. Это для пьесы на выпускном… Реквизит…

Сетуя на то, что розы до воскресенья завянут, бабушка унесла их на кухню, получив от внучки разрешение «позаботиться о них».

Девушка же смотрела на послание, состоявшее их трех слов, выведенных решительным, косоватым почерком.

Рукой Кирилла.

И, засунув письмо под подушку, повернулась на бок и тотчас заснула.

Проснулась она, когда уже было темно. Чувствуя, что дерет горло и ужасно хочет пить, девушка, натянув тапочки (Лера дала себе слово, что теперь будет каждый раз их надевать), отправилась на кухню. С жадностью выпив полную чашку теплого компота, она посмотрела на часы: было около половины третьего ночи.

Бабушка наверняка давно спит, а вот отец?

Лера заметила горевший в ванной и в кабинете, служившем отцу спальней, свет. Значит, он еще не спит…

Чувствуя, что пульс у нее учащается, девушка приняла решение: сейчас или никогда! Она должна откровенно поговорить с отцом. И хорошо, что сейчас глубокая ночь и бабушка, использовавшая затычки для ушей, ничего не услышит.

И пусть ей говорить нельзя, и пусть у нее ларингит. Ради того, чтобы узнать правду, она готова пожертвовать собственными голосовыми связками.

Потому что то, что она намеревалась обсудить с отцом, было важнее.

Вздохнув, Лера отправилась в кабинет к отцу, однако убедилась, что там никого нет. Судя по не смятой еще постели, он даже и не ложился.

Странно, где же он все это время был?

Лера заметила небрежно брошенный на стул пиджак отца. И почему у него рукав запачкан в темной краске? Наверное, где-то в школе запачкался…

Ее внимание привлекло что-то скомканное, лежавшее около дивана. Приблизившись, девушка подняла это – и вздрогнула. Потому что это был ярко-изумрудный женский шарфик, причем, как она автоматически поняла, точно такой же, какой она уже много раз видела у Лариски.

Шарфик был покрыт свежими пятнами крови.

И тут же поняла: пиджак отца был выпачкан не краской, а тоже кровью.

Выронив его из рук, Лера бросилась в коридор и подбежала к двери ванной. Та была не полностью закрыта, и она заметила отца, стоявшего у раковины и судорожно, с трясущимся лицом, мывшего руки под сильной струей воды.

Распахнув дверь ванной, Лера произнесла:

– Папа, я должна знать, что все это означает…

Ее взгляд упал на гору мыльной пены в раковине умывальника – она была красного цвета. Да и одежда отца, его брюки и рубашка с короткими рукавами, была залита кровью.

Да, не выпачкана, а именно что залита – как будто… Как будто в отца ударила струя крови.

Он что, поранился, с ним произошел несчастный случай?

Отец, испуганно дернувшись, уставился на Леру, и она прочитала в его глазах дикий страх. Нет, даже не страх, а животный ужас.