Сергей Трахимёнок - Геном Ньютона

– Чего прижмурился? – раздался до боли знакомый голос. – Можешь открыть глаза и убедиться, что ты не в раю.

Морозов открыл глаза. Он стоял в некоем помещении, больше похожем на тюремную камеру. От этого помещения исходил еще более отвратительный запах, чем от той попоны, на которой он лежал несколько минут назад. Но самое отвратительное было то, что на нарах этой камеры, на правах хозяина в позе лотоса сидел его недавний оппонент Налыгов. Такое Морозову и в страшном сне присниться не могло.

– Ты как тут оказался? – спросил Морозов.

– Знаете, коллега, – начал говорить Налыгов, поправив очки и по-зэковски оттопырив нижнюю губу. – Я расскажу вам, как я здесь оказался. Иду я по улице, никого не трогаю. И вдруг вижу шильду, на которой написано – тюрьма. Дай, думаю, зайду… Вот так я здесь оказался.

– Ну хватит ерничать, обстановка не располагает к таким шуткам. Так как все же ты тут оказался?

– Предполагаю, что так же, как и ты, – ответил Налыгов, нарушив некие правила ведения научной полемики, обратившись на «ты» к оппоненту, который почти вдвое старше его по возрасту.

Морозову стало неловко, что он, проживший на свете более пятидесяти, растерялся в означенной ситуации и ведет себя не так уверенно, как Налыгов. Он прошел к нарам и попытался сесть.

– Стоп, – сказал на это Налыгов, – а где разрешение?

– Разрешение на что? – не понял Морозов.

– Разрешение пройти и сесть на чужие нары, ты что, первый раз в тюрьме?

– Первый, – ответил Морозов.

– Ну тогда слушай, что тебе говорят старые сидельцы. Если уж ты попал в камеру, то должен представиться.

– Зачем? – спросил Морозов, все более теряясь от уверенного и бесцеремонного тона молодого сокамерника.

– Затем, чтобы старожилы поняли, что ты такой же сиделец, а не подсадная утка вертухаев.

– Кого?

– Вертухаев.

– И кто такие вертухаи и при чем здесь утка?

– На охоту ездил? – спросил Налыгов, продолжая упиваться собственным превосходством над Морозовым.

– Ну да.

– Так вот подсадные утки – это предатели, которые заманивают на озеро пролетающих сородичей.

– Петя, да ты же меня знаешь.

– Я тебя знал там, на воле, – продолжал куражиться Налыгов, – а здесь другое дело. Как ты оказался здесь?

– Не знаю.

– То-то.

– И что мне делать дальше? – спросил Морозов, чувствуя, что голос его начинает дрожать.

Почувствовал это и Налыгов и сбавил обороты.

– А ничего, залезай на верхние нары и думай, какого черта кто-то нас свел в одной камере.

– А почему на верхние? Я все же старше тебя…

– Ты старше меня по возрасту, – ответил Налыгов, снова входя в роль пахана, – а я старше тебя по пребыванию здесь.

Тут Морозов уловил неискренность в аргументах Налыгова.

– И на сколько старше?

– На целый час, – расхохотался Налыгов, – садись на нижние, а я пересяду на табурет и обсудим сложившуюся ситуацию.

– Давай, – согласился Морозов, – с чего начнем?

– Начнем с того, что я объясню тебе, кто такие вертухаи, лектор ты наш из общества «Всезнание».

Начслед допрашивал Лену Копчикову. Впрочем, правильнее сказать опрашивал, поскольку люди знакомые с УПК знают, что допрос – следственное действие и до возбуждения уголовного дела его проводить нельзя. Но кто может возбранить проводить его по существу, называя допрос опросом.

К тому же опрашиваемый не видит в этом разницы и не возмущается, когда его предупреждают об ответственности за дачу заведомо ложных показаний, чего делать в соответствии с тем же УПК тоже нельзя.

Но начслед именно так и начал, приведя этим Елену в состояние психологического ступора. Затем, внутренне чертыхаясь, он вопросами «об овощах, неких человеческих органах и пряниках» вывел ее из этого состояния и начал собственно опрос. В ходе него он выяснил все подробности жизни Владика Морозова, но ни на сантиметр не приблизился к разгадке причин его похищения.

Тогда ему ничего не оставалось, как задавать вопросы по второму кругу.

И тут сработал механизм, который заложен в каждом из нас, заложен с детства, потому что в детском саду или школе, а то и в институте, воспитатели и преподаватели частенько спрашивают провинившегося:

– А что тебе мешало или почему ты поступил так?

Этим они вольно или невольно подталкивали провинившегося к придумыванию ответа. Причем в этом были заинтересованы обе стороны. Сторона грозно спрашивающая, торопилась закончить процедуру воспитания и заняться более приятными делами. А сторона воспитываемая лихорадочно искала любые причины, лишь бы воспитатель от нее быстрее отцепился.