Елена Касаткина - Салат из одуванчиков

Глаша прошла в свою комнату, надела спортивный костюм, сложила в спортивную сумку носки, трусы и бюстгальтер, в задний карман сунула документы. Достала из шкатулки несколько купюр, её личные сбережения, и, ни с кем не попрощавшись, вышла из дома.

Вокзал – самое отвратительное место в городе. Грязь, вонь, вечно снующая туда-сюда толпа людей, слоняющиеся на первый взгляд без дела маргинальные личности, которые бродят в поисках добычи. Добычей обычно служат зазевавшиеся клуши с большими бесформенными сумками. Там всегда есть чем поживиться.

Глаша вошла в привокзальное кафе и поморщилась. Неопрятной внешности мужчина громко спорил с буфетчицей, что-то выпрашивая.

– Пошёл отсюдова, говорю, – замахнулась серой тряпкой буфетчица, но не зло, словно от назойливой мухи.

Мужичок, бледный, помятый, в дырявой футболке, подранных джинсах и сланцах обижено отскочил, задев плечом Глашу.

– Здрасте, – отвесил поклон. – Как ваша жизнь?

– Эй, князь Мышкин в шлёпанцах, не приставай к людям, не отпугивай мне клиентов. – Буфетчица грозно сверкнула чёрными стрелками.

– Прощай, Клеопатра. – «Князь» отправил ей воздушный поцелуй и вышел.

– Вы не сердитесь, он безобидный, хотя доставучий. Просто несчастный бездомный человек. Что-то будете?

Глаша расстегнула боковую молнию на сумке и вынула кошелёк.

– А вот деньги я бы вам так носить не советовала. Здесь братия такая – вмиг вытащат.

В кафе вошла высокая, стройная женщина в элегантном летнем костюме с небольшой сумочкой в форме «клатча».

– Здравствуйте, Екатерина Валентиновна! – засуетилась буфетчица, тут же позабыв про Глашу.

– Анечка, сделай мне кофеёк. – Дама прошла к столику с табличкой «заказан» и присела на краешек стула. Красивая и недосягаемая.

«Эта-то тут что делает?» – Глаша измерила женщину завистливым взглядом. – «У этой всё в жизни хорошо, сразу видно».

Пока буфетчица заваривала кофе, Глаша терпеливо стояла у стойки, обдумывая, что делать дальше. В школе все говорили: Москва – город возможностей. Но никто не говорил каких. И как эти возможности реализовывать, когда нет ни денег, ни связей. Вообще ничего нет.

Буфетчица поставила перед дамой чашку с кофе.

– Может слоечку? Или сочник? Свеженькие, только что привезли.

При этих словах Глаша сглотнула, а желудок требовательно заурчал.

– Не надо, – дама перекинула красивую ногу, изящно уложив её на другую.

– Можно мне сочник, – напомнила о себе Глаша. – И чай, пожалуйста, без сахара.

Надо отдать должное – обслужила её Анечка быстро, после чего вновь вернулась к даме с кофе. Та делала мелкие глотки, при каждом прищуривая зелёные глаза.

– Значит, всё-таки покидаете нас? – Буфетчица присела на соседний стульчик.

Дама прищурившись, сделала глоток и промолчала.

– Уволюсь я, – продолжила беседовать сама с собой буфетчица. – Не нравится мне этот Аганесян, смотрит так плотоядно, как будто изнасиловать хочет.

При слове «изнасиловать» Глаша почувствовала боль внизу живота.

– Завидую я вам, – продолжила Анечка, – тоже бы вышла замуж за какого-нибудь иностранца и уехала к нему в чужеземию. Вот ни минуточки бы не раздумывала.

– Так ты же замужем? – откликнулась дама.

– Эх! – сокрушённо махнула рукой Анечка. – Это я так… Мечтаю…

– А я вот никак не могу уехать. Отца инвалида оставить. Дала объявление в газету, но никто не откликается. Ты бы мне нашла кого, а? Какую-нибудь девушку, ты же тут многих знаешь бездомных, поговори с кем-нибудь, а я её пропишу и платить буду. Как обещала.

– Да спрашивала уже. Никто не хочет, говорят: за кем-то говно убирать, ну нет уж. Они к своей бездомной жизни привыкли, она им даже нравится.

– Не знаю, что делать, – женщина вздохнула и опустила чашку на стол. – Кевин нервничает, говорит, сдай его в дом инвалида. А как я потом жить буду? Это ведь мой отец. А в этих домах… я ходила, интересовалась… Анечка, там ужас что творится, никто там за ними не смотрит, они там полуголодные… Нет… Не могу я так… Да и отец плачет… Говорит: дома умереть хочу, лучше отрави меня, только не отдавай. Кошмар! – Дама придавила руками красивые каштановые волосы на висках.

– Да… – сочувствующе протянула буфетчица и тотчас подскочила, заметив в дверях нового посетителя.

Дама положила на стол сторублёвку, прощально кивнула буфетчице и вышла.

Денёк стремительно наступал. Прогретый солнцем воздух, как желе, висел над привокзальной площадью, источая разного рода миазмы, и требовал немедленного дезодорирования.