Максим Мартынов - побудьте понятым

– Так и думал, – обращается к следователю, – ну серьёзно – репост ВСети? Дайте угадаю – он там Навального запостил? Или воров и взяточников из Единой России метлой гонял? За простое слово его сажать? За собственное мнение? Это детство мы уже проходили, помните? Дайте лист, – Лёха удивлён, что ни разу не сбился в порыве.

– Тебе нах..й это надо? – спрашивает лейтенант, надвигаясь на Лёху.

– Да сам пока не знаю, – честно отвечает Лёха. – На самом деле, вообще не надо. Мне домой надо.

– Ну и?

– Ну отпустите, и я пойду…

– Эх, Алексей Васильевич, вы сейчас не Ермакова защищаете, вы себе дело шьёте, – следователь встаёт из-за стола, идёт к выходу, оборачивается к лейтенанту:

– Обоих в бобик.

– А что я нарушил-то? – беспомощно спрашивает Лёха.

– Давай уже, – лейтенант выталкивает его из дома, сажает в бобик, следом охранник запихивает Колю.

Уволился, сходил за хлебушком, так и не дошёл до семьи. Лёха понимает – по-другому и не могло кончиться, – но всё же едет в райцентр в нелёгком ах..е. От себя и от той лёгкости, с которой его запихали в бобик. Хотя, как минимум, процессуально он был прав.

– Грешишь, Василич, грешишь! Где так нагрешить успел? Не греши, Василич, – твердил Лёхе капитан полиции Перелезков. Седоволосый, с вкраплениями непонятной, но вроде естественной хны. Прищур хитрый, глаза почти бесцветны, но вроде голубые. Он еле шевелил пьяным языком, а ещё доказывал Лёхе, что немножко экстрасенс и сейчас, коснувшись его грудной клетки, сделает из Лёхи что-то нечто-то, и узнает, видимо, все грехи. В это время где-то вдалеке накатывал лёгкий звон стеклянных колокольчиков. Им подыгрывала флейта или другое нежно-духовое, но Лёха знал только флейту. Перелезков постепенно потускнел, а из сочетания флейты и колокольчиков Лёха вдруг вычленил свою полифоническую мелодию на мобильнике, и резко проснулся.

Тишина. 3.13 на голубом дисплее. Никаких пропущенных звонков. Но через секунду Лёха вздрогнул от колокольчиков в реальности. Абонент Иоитибсин сказал:

– Доброй ночи, Алексей Васильевич, помощник оперативного дежурного Лесниченко беспокоит. У нас труп в Семиболотинске. Ждём вас.

Лёха внутренне радовался, когда звонил Лесниченко. Спокойный, вежливый, даже культурный для своей среды. Но про себя зафиксировал: раз Лесниченко, значит в напарниках у него Перелезков.

– Труп мирный? Следы насилия?

– Не знаю, Василич. В ванной.

– Ну пусть участковый соберёт материал – завтра мне передаст, – Лёха имел полное право не выезжать на труп без явных признаков насильственной смерти.

– А если следы есть? Сто двадцать километров, Василич, две машины в один день шеф туда не даст.

– Ну может, как-нибудь чего-нибудь? – сонно упирался Лёха.

– Василич, не заставляй будить Алекбаева, – знали, на что давить. Алекбаеву ничего не докажешь, тем более в этот час ночи, тем более если это Лёха. Он попытался сопротивляться молчанием, но это не та ситуация – от него ждали ответ.

– …Хорошо, через 10 минут буду, – буркнул и отключился.

«Иоитибсин». Слишком много личного в этом слове. Надо поменять на другое, например, бесстрастное «Дежурка». И мелодию поменять. Уже мерещится где попало, – Лёха уже чистил зубы, глотнул воды из-под крана, следом опрокинул её горсть в лицо, оделся в прокисшую пыльную дневную одежду, и через одиннадцать минут и две тысячи шагов от дома стоял у Ангалымского РОВД. А в РОВД его встречал пьяный Перелезков со словами «Грешишь, Василич, грешишь» и характерными жестами в область грудной клетки.

Перелезков будто чувствовал Лёху. Потому что Лёха за каждое преступление чувствовал личную вину. И какой-нибудь грех, чаще всего любодейского характера, действительно сразу же всплывал в памяти после этих слов. Насколько к этому серьёзно можно относиться, слава главного грешника за Лёхой закрепилась основательно. Как и за оперативным дежурным Перелезковым. На пару они всегда в дежурные недели становились «соучастниками» самых серьёзных преступлений, на уровне посёлка, конечно. И почему-то больше других Лёху подначивал в грехах именно Перелезков.

После очередной немой исповеди Перелезкову Лёха зашёл в кабинет оперов. Остальные члены группы – участковый, опер, водитель – были уже там. Эксперт-криминалист, как обычно, задерживался дольше всех. Потому что пенсия вот-вот, а он на два района – ценный кадр. Эксперта-судмедика отродясь в Ангалымске не было – он приезжал из соседнего города только на вскрытие. Через полчаса подъехал криминалист, и все тронулись на буханке в Семиболотинск.