Максим Мартынов - побудьте понятым

Мимо проезжает полицейский бобик. За ней Хонда со знакомыми номерами – совсем как у Любомирской, думает Лёха. Но вряд ли – столько лет прошло – да и она наверняка не одну машину уже сменила. Та ещё автоманка.

Не дорожить бы надо – резать, рвать!

Идти вперёд сквозь серый бурелом.

Но соль узоров мне вкусней, видать.

И умным выгоднее слыть бревном.

Серый бурелом отдаёт шовинизмом. Сам-то ты не серый? Или если осознаёшь серость, то серостью уже не являешься? Спорно и опять шовинизм. А вот к бревну, вопросов нет, бревно – оно и в Африке бревно, только там быть бревном теплее. К «видать» вопросы есть, но другая рифма не пришла.

Среди нехоженых дорог одна – моя.

Я знак поставлю перед ней – тупик.

Чтоб кто-то младше и сильней меня

Дерзнул, прорвался и всего достиг.

Вот уж действительно, и четверостишие самое удачное, и сегодня самый подходящий тупик. «Ну, за тех, кто младше и сильней!» – не выдерживает Лёха и отпивает по дороге имбирного лимонада из бутылки.

До Киры с детьми ещё километр. Уже пройдены все три цыганских притона – хозяева и жильцы там постоянно меняются, но притоны не пустеют уже пару десятков лет. Недалеко от бывшего хлебного магазина, заколоченного досками, стоит бобик и та самая Хонда, рядом с бобиком курит лейтенант. Впереди Лёхи идут две бабушки, в платках, пышных юбках до пола и резиновых сапогах. Как и положено в деревне. Лейтенант обращается к ним, быстро что-то просит, но они так же быстро отмахиваются. И он оборачивается в Лёхину сторону. Остаётся шагов десять до неминуемого разговора. А мог бы сейчас в тепле держаться за рабочее место. Восемь. Подумаешь, вся страна заткнула совесть, а ты «сквозь серый бурелом». Шесть. Вот тебе и безынициативность, Алексей Васильевич – самое время проявлять. Четыре. И отмахнуться, как бабушки, не получится. Два.

– Здравствуйте, гражданин, у нас тут следственные действия, побудьте понятым.

– Мне на работу, простите, – Лёха только в момент ответа понимает, что соврал.

– Ничего страшного, это не займёт много. Можете даже просто расписаться и пойти.

– Просто расписаться я не могу, но и времени у меня нет, – конечно, есть, думает Лёха, но не на понятого. Ох, надо было включить дурака и молча пройти.

– Хотел бы напомнить, что участие в качестве понятого – ваш гражданский долг, от которого вы не имеете права отказаться. А сопротивление сотруднику полиции… не поощряется.

– Вот я сейчас потеряю с вами. И кто оплатит? Государство оплачивает понятых? – началось, думает Лёха – голова волнуется, речь бессвязуется.

Лейтенант посмурнел, губами матюгнулся, потом понизил голос.

– Скажи спасибо, что потеряешь час, а не сутки. И государство тебе дало возможность спокойно гулять здесь среди цыган. А ты ему спасибо давно говорил?

Лёха молчит пару секунд, глотает комок, и неуверенно говорит:

– Так уж и спокойно?… …Раз настаиваете. И позвольте всё же на «вы», не ментом же вы здесь. Рассказывайте.

– Внутри расскажут. Пройдёмте, – и лейтенант шипит ещё что-то под нос.

Они проходят в старенький дом с ветхими, но выкрашенными свежей голубой краской наличниками. Крыша покрыта рубероидом. Чуть покосившийся бревенчатый сруб, с наполовину сгнившим палисадником. Проходят по угольной крошке, смешавшейся со свежевыпавшим снегом. Живёт в этом доме Коля, молодой замкнутый парень с тягой к тяжёлому року.

Лейтенант, кажется, новый участковый, раньше Лёха его не видел. В доме находится следователь – женщина. Она одета в жакет с сиреневой сорочкой и не совсем приличным декольте. Коля сидит на одной из трёх кроватей. Лицо у него знатно помято – губа опухла, под носом сукровица, глаз заплыл синевой. Рядом охранник, скованный с Колей одной цепью. Лёха молча кивает Коле.

– Сообщите, пожалуйста, ваше ФИО, – говорит следователь.

– Здравствуйте, сначала суть, пожалуйста.

– А участковый не объяснил?

– Да объяснил я ему, придуривается он. – врёт лейтенант.

– Ничего не объясняли.

– Послушайте, как вас по имени-отчеству?

– Алексей Васильевич.

– Алексей Васильевич, – продиктовала себе следователь и записала в протокол. Паспорт у вас есть?

Из замызганной синей болоньевой куртки Лёха достаёт паспорт.

– Есть, только зря вы пока записываете. Я пока нет, – «чего „нет“, опять началось, заика», негодует Лёха.

– Послушайте, Алексей Васильевич, – следователь взглянула на фамилию – Понятой. Во как, ну а кому тогда быть понятым, если не вам?