Джулия Хиберлин - Янтарные цветы

Стены сарая сплошь увешаны совками.

Ряд за рядом. Сотни совков всех мастей и расцветок.

– Ты веришь в дьявола, Тесси? – Отлично. Лучше не придумаешь. Как будто мне не хватает тети Хильды. – Я не в прямом смысле, в метафорическом. Сегодня я хотел бы поговорить об убийце Чернооких Сюзанн. Думаю, тебе это поможет дать показания в суде – понять его, узнать чуть получше. Убедиться, что он не какое-то мифическое чудовище, Синяя Борода или тролль под мостом, а простой человек из плоти и крови.

Сердце начинает колотиться в груди. Я инстинктивно дотрагиваюсь до бугорка над левой грудью – эта железка под кожей заставляет мое сердце биться со скоростью шестьдесят ударов в минуту минимум. С тревогой провожу пальцем по прямому шраму длиной в три дюйма. Лидия уже подыскивает мне купальник, который его закроет.

– Мы ничего не знаем про негодяя, – выдавливаю я. – И никогда не узнаем. Сам он молчит. Родные говорят, что он нормальный.

Я не осмеливаюсь произнести вслух его имя. Террел Дарси Гудвин.

– Однажды мне довелось работать с серийным убийцей, – говорит мой врач. – Такого умного и расчетливого человека я еще не встречал. Он запросто мог очаровать какую-нибудь старушку и выудить у нее миллион долларов – чем, собственно, и промышлял. Умел влиться в любое общество – и при этом стать его душой. Он втирался в доверие жертвам, узнавал о них самое сокровенное, а потом пугал их до полусмерти.

– Как открытка со свиньей и маргариткой. – Так, это еще откуда взялось?

– Думаешь, ее прислал убийца?

– Да. Из-за нее я ослепла.

– Вот и хорошо, Тесси. Это большой шаг вперед. Неважно, кто на самом деле прислал открытку, но она действительно запустила какой-то процесс. Твой разум и психика – в твоей власти, Тесси. Никогда об этом не забывай.

Я киваю. Его комплимент вгоняет меня в краску – самую малость.

– Мой пациент знал, что хорошо, а что плохо, просто ему было плевать, – продолжает врач. – Убийца тщательно изучал людей, их поведение, умел великолепно изобразить искреннее сочувствие, потому что подолгу сидел в больничных вестибюлях и наблюдал там за посетителями. Целый год он продавал костюмы в «Брукс бразерс», чтобы научиться манерам и искусству одеваться. И он никогда не задерживался на одном месте, все время переезжал. В газетах печатали его липовые биографии. Однако серийные убийцы тоже ошибаются. По крайней мере, этот ошибся. Останки жертв он возил в багажнике своей машины – просто ничего не мог с собой поделать. Суть в том, что убийцы считают себя выше людей, а на самом деле они – такие же люди.

– Я никак не пойму… почему?!

– Мы не знаем. И, вероятно, никогда не узнаем. Некоторое время ученые всерьез увлекались френологией. Они считали, что преступное поведение зависит от формы черепа и количества бугров на нем. Мой пациент оказался не оригинален: он во всем винил мать.

– Почему?..

– Это не относится к делу.

– А вы пытались его излечить? – не унимаюсь я. Или вы хотели узнать, не он ли убил вашу дочь?

– Да, вопреки здравому смыслу и законам психиатрии, я пытался это сделать. Но ничего хорошего у меня не вышло. Он психопат, Тесси. И полностью собой доволен.

Джо попросила меня о встрече в Тринити-парке, неподалеку от одной из беговых дорожек в полумиле от пруда с утками. Как странно. Очень уж близко к мосту. Совпадение? Или меня видел не только тот подросток с металлоискателем? Или Билл доносит Джо все, что обо мне узнает?

Сюзанны этим утром молчат. Порой такое случается: когда паранойя достигает поистине ураганной силы, и они не успевают даже дух перевести.

Мое тело так и дрожит с той субботы, когда я схватила пистолет и навела его на призрачный силуэт в нашем дворе. В воскресенье я попыталась загладить вину перед дочкой и вернуть ее жизнь в нормальное русло. Позвонила Биллу и попросила больше не появляться на моем пороге с алкогольными напитками. Сказала, что мы совершили ошибку – наверное, оба перенервничали и потому не совладали с собой. Ученая из Швеции или помощница окружного прокурора подходят ему куда лучше, чем я.

Несколько секунд Билл сурово молчит в трубку.

– Вообще-то до вина дело не дошло, – наконец произносит он. – И ты подходишь мне как нельзя лучше.

Потом мы с Чарли перерыли весь «Уолмарт» в поисках голубого геля, перца горошком, лакрицы и лимской фасоли – все для ее проекта по биологии, трехмерной модели животной клетки. Дочь не умолкая трещала о том, как сделать тельца Гольджи из рулетиков фруктовой пастилы, а я слушала ее болтовню и успокаивающие обрывки разговоров – они парили в флуоресцентном свете супермаркета, словно кантри-песня. «Мой братец лишился дома» – в отделе заморозки. «Пути Господни неисповедимы» – рядом с чипсами. «Папа его убьет» – возле вина в больших картонных коробках. Успокаивали они меня потому, что покупатели «Уолмарта» не притворяются, будто у них все хорошо. И при этом никто не строит трагедию из того, что все откровенно плохо. Я толкала тележку через море людского недовольства, ежедневной борьбы и старого доброго стоицизма. В «Уолмарте» всем плевать, кто я такая. Я вернулась домой с картошкой за 1,99 доллара и приготовила кукурузно-картофельную похлебку по маминому рецепту. Мои усилия принесли плоды: ночью Чарли улеглась под пушистое одеялко, полная крахмала, жареного бекона и непоколебимой уверенности в том, что наш злодей – просто безграмотный трус и хулиган.