Людмила Феррис - Жизнь в стеклянном доме

Но ведь обсуждения и намерения к делу не пришьешь, не давал он прямых указаний никого травить, а то, что хорошо бы это сделать — устранить политических противников, — это он говорил, и не раз, отчего и напугался визита рыжей следовательницы. Ему казалось, что она видит его насквозь, видит, что он врет про Пестерева, тот мешал ему, и очень сильно, — хотел отобрать самое главное завоевание в жизни Ударникова: власть. Хорошо, что подоспел дядя и выручил его, а то еще немного, и он бы закричал ей в лицо:

— Да замечательно, что Пестерева отравили, просто замечательно! Я об этом и мечтать не мог!!!

Она бы обязательно зачислила его в список подозреваемых, а это означало бы конец его политической карьеры. Что значит жизнь Пестерева по сравнению с тем, что он, Яков, может потерять!

Кто-то там, наверху, словно услышал его и выполнил самое заветное желание. Но эта рыжая умна, он понял сразу, она не отреагировала на дядины горячие взгляды, только слегка поежилась, а тот, старый дамский угодник, очень надеялся, что она «поплывет». Не тут-то было! Но ведь она может расспросить и тех, кто бывал на закрытых совещаниях и с кем он был откровенен. Тогда у него могут появиться серьезные проблемы.

Руководить газетой поручили Глебу Пахнутому. Глеб вырос в неблагополучной семье, с пьющим и дерущимся отцом. Сколько он себя помнил, отец всегда был навеселе, но это не означало, что в настроении. Он все время говорил мерзости матери, толкал попавшего под руку сына, был всем недоволен и часто пускал в ход кулаки. Маленький Глеб вместе с мамой убегал ночевать к соседям по бараку, утром отец их находил, плакал, просил прощения, мама тоже плакала, и они возвращались домой. Два дня после этого царил праздник: папа был трезв, мама все время смеялась, надевала красивое платье, замазывала синяки. Мама жарила картошку на сливочном масле, картошка шипела и подпрыгивала на раскаленной чугунной сковородке, приобретая хрустящую золотистую корочку. Мама раскладывала картошку в красивые голубые тарелки, потом они все вместе пили чай с малиновым вареньем и мечтали о том, как летом поедут к маминой сестре тете Лизе на дачу под Ленинград. Папа в эти дни был немногословен, заметно нервничал, а мама часто гладила его по плечу, приговаривая:

— Как сегодня хорошо!

Но два дня счастья пролетали так быстро, что казались крошечным мгновением, а потом все повторялось снова и снова: пьяное лицо отца и их бегство из дома. Однажды мама не смогла вырваться, только успела вытолкнуть в дверь Глеба и крикнуть:

— Беги к тете Гале!

— Мама, а ты?

— Беги к тете Гале, я скоро! — повторила она громко и захлопнула дверь, за которой раздавались пьяные крики и угрозы.

Мама так и не пришла ночевать к тете Гале, Глеб прождал ее очень долго, потом забылся в тяжелом сне и утром почувствовал неладное — мама никогда не оставляла его ночью. Тетя Галя, пряча глаза, сказала, что мамы больше нет, она умерла, и добавила:

— Все равно узнаешь. Подлец, он убил ее топором. Нет больше у тебя мамы.

Глеб плохо помнил похороны, да и тетка, лежавшая в красном гробу, совсем не была похожа на его красивую, смеющуюся маму. Отца судили и надолго посадили, а мир Глеба раскололся на две части — до и после маминой смерти. Ему казалось, что, если бы он не убежал в тот вечер, мама осталась бы жива. Напряжение юношеского организма было таким сильным, что он напоминал себе взведенный автомат, еще немного, и предохранитель будет снят. Он не знал и не понимал, как жить дальше, без мамы, с убийцей-отцом.

Глеб уехал в Ленинград, к маминой сестре тете Лизе, которая жила вдвоем с мужем и совсем не горела желанием воспитывать «злобного мальчика». Глеб действительно был зол на весь мир: на пьяницу и убийцу отца, который сломал ему жизнь, на своих одноклассников, которые смеялись над его короткими брюками, маленьким ростом и прыщами на лице. Даже город на Неве он не смог полюбить, несмотря на Петропавловскую крепость и крейсер «Аврору», мечту всех мальчишек. Он не любил вспоминать, что было потом. Тетя Лиза умерла и унесла его тайну в могилу, все остальные вряд ли про него вспомнят. Судьба закинула его служить в Сибирь, где он решил остаться, устроился на работу в войсковую часть и даже поступил в вуз на заочное отделение. Его злость ко всему происходящему вокруг, как ни парадоксально, толкала его вперед и заставляла держаться в жизни на плаву, и он держался — зубами, руками, ногами, всеми подручными средствами.