Алексей Биргер: Тайна машины Штирлица

Потом-то затеяли войну, в которой Седой умер — но, я уже упоминал, мне это кажется фикцией. Нельзя затеять войну, в которой погибнет такой человек, как ни старайся.

И поэтому ребята отправлялись в дальние странствия, к самому Крутицкому Теремку, который только недавно расселили. Крутицким Теремком называлось бывшее патриаршье подворье на самом берегу Москвы-реки, маленькая крепость-монастырь с высокими стенами и зданиями, выстроенными в таком кружевном стиле, что кирпич казался невесомым. После революции там сделали коммуналки, по комнатке на семью, без центрального отопления топить приходилось дровами — и без водопровода, с колонкой во дворе, с которой зимой нужно было сшибать лед, прежде чем начать её качать. Еду готовили на керосинках, на них же грели воду, и мылись в тазиках. И вот что интересно: ребята, жившие в этих комнатках-кельях, жаднее других глотали Вальтера Скотта и Джека Лондона, и мечта о дальних походах пылала в их глазах ярче. К началу семидесятых Крутицкий Теремок — или Крутицкое подворье, если хотите — совсем приходил в упадок: когда всех выселили, то хотели начать реставрацию и сделать музей или просто «достопримечательность» для иностранных туристов, но что-то не сложилось, и уже кирпич осыпался, окна и двери были выбиты, сквозь ступени лестниц пробивалась трава, а на изогнутых крышах и на переходах между зданиями и стенами проглядывали молоденькие топольки. Тополь, он ведь всюду зацепится.

Зато мальчишкам было раздолье! Кто скажет, что Крутицкий Теремок — это не шотландский замок, в котором отсиживался Алан Брек Стюарт, или не бастион, в котором держали оборону Д'Артаньян и три мушкетера, или не гладиаторская арена, на которой бьется фантастический Спартак-Кирк Дуглас, кумир мальчишек тех лет? На этом дворе воображаемый противник (злодеем никто не хотел быть) с трудом поднимал голову и спрашивал: «Стрела… черная?» И слышал в ответ: «Да, черная».

И вот в этот мир пришел новый герой — Штирлиц — и оказался совпадающим с этим миром до вдоха и выдоха, до кончика мизинца. Он тоже был из не умирающих, какая бы война ни была затеяна. Тем летом тринадцать вечеров подряд Москва вымирала — и не только Москва, но и другие города страны.

Трое друзей — Ленька Болдин, Юрка Богатиков и Димка Батюшков смотрели все серии каждый у себя дома, а по утрам собирались и обсуждали увиденное накануне. Так уж получилось, что все трое на тот момент оказались в Москве, несмотря на летние каникулы. У всех возникла, так сказать, пересменка. У Леньки Болдина — между возвращением из Литвы, где, как всегда, он отдыхал вместе с родителями (его родители — то есть, мои дедушка с бабушкой — всегда уезжали отдыхать в Литву, подгадывая совместный отпуск на первую половину лета), и отъездом на дачу вместе с бабушкой, папиной мамой. У Юрки — между, наоборот, отдыхом на даче и отъездом в Крым, а у Димки — между одним пионерлагерем и другим. В Москве каждый из них должен был провести дней четыре-пять, не больше, но уже после первых двух серий все взбунтовались: не уеду, мол, пока не догляжу до конца! Наверно, в обычных, нормальных, так сказать, условиях, этот бунт подавили бы, как «давят выступления» в «Алисе в Стране Чудес», но вы можете себе представить, что творилось, если родители только махнули рукой и признали справедливость бунта. Леньке сказали: «Ладно, уедешь с бабушкой на десять дней позже». Юрке сказали: «Ладно, стартуем, когда фильм кончится, вот только ни Киев не посмотрим, ни двух дней в Судаке не будет…» (Богатиковы собирались в Крым на своей машине, поэтому, кроме путевок, начинавшихся с определенного числа, у них были забронированы места в гостиницах, так, чтобы проделать весь путь без напряжения, с удобными ночевками в красивых «туристских» местах.) «И вообще, — добавил Юркин отец, — гнать придется как бешеному.» А Димкины родители сказали: «Не хочешь ехать в лагерь — не езжай, только, учти, остаток лета в Москве проторчишь.» И все родители дружно уткнулись в экраны телевизоров, вместе со своими детьми.

Так и случилось, что «Три Ботфорта» сидели летним утром под навесом опустевшего на лето детского сада (перемахнув через его ограду) и обсуждали события фильма так яростно, будто от этого зависела их собственная жизнь.

— Говорю тебе, Мюллер не найдет этого стукача, которого Штирлиц застрелил и утопил в пруду!.. — кипятился Димка, худой, чернявый, и даже в летнее время умудрившийся перепачкать одежду и чернилами и какой-то ещё пакостью, вроде вара или копоти (вполне возможно, на пустыре свинец плавил). Правда, химикалиями его одежда уже не бывала прожжена: после истории, о которой я рассказал в «Чеках серии „Д“», Димкин отец ликвидировал его химическую лабораторию. Так что соседи могли спать спокойно, не опасаясь взрывов или замыканий в проводке.