Джон Эдгар Уэйн Персиваль - Элиас Вальтер Аргентайл

– Вы серьезно считаете, что я поверю в эту ложь? – с насмешкой спросил Ридель. Уж кому-кому, а журналисту известно, когда ему лгут.

– Верить или нет, дело ваше.

– Мы не на допросе, – заметил Ридель, – я не осуждать пришел ни вас, ни его. Мне нужны ответы на простые вопросы.

– Аргентайл лишь хотел остаться человеком, справиться с тем, что обрушилось на него или в скором времени обрушится. И это…

– Да, и потом он вдруг феерично умирает на презентации собственной книги, а вопросов у полиции не меньше, чем у всех, кто был на том вечере. Так, может, вы скажете то, что запамятовали сообщить полиции? – Ридель был упертым и агрессивным.

– Это дело, этот судебный процесс, все эти разбирательства – мне кажется, что тут вряд ли можно найти ответы на все вопросы. А причин так и вообще не сыскать. Это невозможно! Лишь сам Аргентайл способен прояснить ситуацию, но он, как вы помните, умер.

– Дело было закрыто из-за того, что у следствия не хватило доказательств его убийства. Значит, вы, как психолог-психотерапевт Аргентайла, уверяете меня сейчас, что это суицид? – надежда что-то узнать у Риделя начала угасать.

– Будь по-вашему, – вульгарно заявила Альба и бросила перчатки на столик. Она уже не казалась такой игривой и насмешливой. Вайс в один момент превратилась в агрессивного и бессердечного человека. Ни одежда, ни украшения не делали из нее даму. Теперь перед журналистом сидела хлебнувшая горя женщина, жаждущая исповеди.

– Слушаю, – сказал Ридель. Альба выдохнула и рассказала то, чего вряд ли ожидал журналист.

– Если кто-то считает, что он знал Аргентайла, – этот человек глупец! Элиас воспевал в себе добродетель, весь мир был убежден в его доброте и отзывчивости. Аргентайл стал кумиром, эталоном для целых поколений. Но я всегда знала, кто он, – лицемерный, хитрый, жестокий фанатик. Он упивался тем, что люди на него равнялись, говорил о том, насколько каждый из них никчемен и ущербен. Для него каждый человек был рабом, и лишь он один – Аргентайл – мог знать, как миру правильно жить, кому нужно жить и уж тем более, кому лучше не рождаться.

Когда мы только начинали наше общение, тогда, может, он еще действительно был наивным глупым мальчиком, верил в мир и добро, но в нем что-то сломалось. Починить это не могли ни Циммерман, ни я, ни его окружение. То, что в нем надломилось, целиком и полностью превратило Аргентайла в монстра, тирана и диктатора. Видит бог, не хотела это говорить, но я безумно рада, что его не стало.

Журналист просто сидел и не мог ничего сказать. Ему довелось говорить со многими, но эта правда сломала его.

– Вы уверены? – спросил Ридель. – Вы уверены, что мы говорим про Аргентайла? – страх обуял его.

– Ридель, – Вайс впервые назвала его по фамилии, – если бы ошибалась… если бы я только ошибалась…

– Альба, вам ведь известно, что я не могу такое написать? – женщина понимающе кивнула. – Аргентайл если и был таким, то людям лучше не знать. Ни к чему разрушать еще одного идола.

– Да… – женщина взяла перчатки и надела на руки. Вновь Альба превратилась в надменную, стервозную, ехидную даму, коей она являлась изначально. – Мне неудобно это признавать, но да, это, скорее всего, суицид. Хотя, – и дама сделала измученное лицо. Посмотрев в глаза Риделя, она закусила губу и продолжила: – Хотя мое мнение как матери, как женщины, прожившей достаточно. Могу сказать одно – Элиас был влюблен в жизнь. Совершить суицид он не мог.

Альба умело лавировала между откровенным диалогом и тем, где можно врать, храня свои секреты от людей. Аргентайл казался идолом. Но по словам Вайс, им он не был.

– Было приятно с вами побеседовать Альба, – журналист сделал вид, будто проигнорировал часть разговора, он довольно мило улыбнулся и сказал: – Всего хорошего!

– И вам… и вам… – женщина шептала это еще несколько минут, пока Ридель не скрылся из виду.

***

4 августа 2017 года, XXI век

Наконец я определился с маршрутом своего путешествия. Конечным пунктом станет Штутгарт. Милый городок. Посмотрел фотографии и буквально влюбился в него. Но есть подозрения, что мои чувства к этому месту ложны. Как же сложно разобраться в своих чувствах…

Каждый прожитый день в доме моих родителей отравляет мой разум. Я чувствую, как во мне пробуждаются жестокость и гнев. Чем скорее я покину это место, тем больше света во мне сохранится.

Мой младший брат вызывает у меня припадки. Иногда я боюсь своих мыслей, ведь в них Кейн гибнет от моей руки. Я не люблю его, но смерти ему не желаю.