– Да, я отобрал пистолет у твоего приятеля, – сказал Костя. – Что он охраняет?
– Банк, – сказала она.
– Там что, стволы после смены на руки сотрудникам выдают?
– Это не его ствол.
«Шьтвол». Дефект речи никуда не делся, угол рта всё так же перекошен, как будто женщина всё время тонко и иронично улыбается. Зато когда начинает говорить, левая сторона лица остается неподвижной, мёртвой. Парез лицевого нерва женщину не красит.
– Ты был вчера в деканате, – наконец вспомнила она, – ты сидел на столе и читал учебник.
– А ты стояла у стенда, – кивнул Костя, – и слушала, как двое договариваются о свидании. Что бы девушке, работающей на кафедре судебной медицины, делать в деканате посреди сессии?
– Доктор, вы мне льстите, я давно не девушка, – сказала она, и Костя вспомнил, что это цитата из пошлого анекдота. «Льштите». И мертвоватая кривая улыбка на женском лице.
– Что бы охраннику банка и препаратору из морга делать в деканате? Вам туда обоим ходить незачем. Что ж вы там торчите, через день, по очереди?
– Типа ты на нас пару раз посмотрел и сразу догадался? – «пошьмотрел» она произнесла с максимальным презрением. Всё-таки Костя её младше. Даже не на пять, а лет на десять.
– Я догадался, когда понял, у кого из вас может быть пистолет. Институт не пустырь и не трущоба. Исчезали все тихо, никто не кричал, не звал на помощь. Значит, вас было двое, и значит, у вас был ствол. Чтобы сказать: «Стой, не ори, не дёргайся».
Она усмехнулась и вытащила руку из джинсового кармана. Костя, к своему стыду сразу понял, а вернее, почувствовал, что значит «трясутся поджилки». Нож у неё в руке оказался не перочинный и не складной, а что-то вроде десантного тесака. Где она такой взяла? Ну конечно, на своей кафедре, из любой витрины с оружием. На минуточку.
– А потом ты подходила и била ножом, – сказал Костя, чтобы что-то сказать, а не пялиться на блестящее лезвие. – На спортплощадке так не вышло, Спирин попытался рыпаться. Был один выстрел. Пулю, наверное, подобрали менты, но остался след от неё на железной ступеньке.
Она завертела головой, словно ожидала ещё уйму народа и удивлялась: где все?
– Твой приятель лежит в анатомичке, – пояснил на всякий случай Костя, – на нём его собственные наручники, их я зацепил за батарею. Ключ выбросил.
– Ты ему так врезал? – недоверчиво поглядывая на Костю спросила она.
– Хлороформ. В шкафу там же. Он, этот твой потрошитель трупов, лёгкий и мелкий, с ним даже я справился без особого труда. Очень уж он растерялся, когда не нашёл в ящике стола своей пистолет.
– То есть ты шёл за ним от самого деканата?
– Он шёл за Наташкой, а я шёл за ним. Сначала до кафедры судебки, куда он зашёл предупредить тебя, потом до его морга. Кто может убить так, чтобы не осталось следов? Судебный медик. Кто может кинуть труп в ванну с формалином, а потом порезать на кусочки, и никто слова худого не скажет? Препаратор в анатомическом театре. Ты же его сама туда вместо себя устроила, когда твоя карьера в гору пошла, правда?
– Ты умный такой? – в этой фразе не было шипящих звуков, и поэтому она прозвучала вполне кокетливо. – А зачем всё это?
– Зачем вы убиваете? – переспросил Костя и предположил: – Наверное, потому, что это вас двоих заводит. Он – ещё и потому, что охранник бандитов и сам бандит. Потому что снимал с трупа всякие там часы, бумажники, если повезёт, золотые зубы. Правда? Наверное, правда. Я, когда ему денег предложил, думал, он расхохочется, денег-то у него хватает. Он не здесь убивать начал, и не с тобой познакомившись. Он этим зарабатывает. Ему это нравится.
– А я? – спросила она с интересом.
– А ты убиваешь людей, потому что хромая, – жестоко сказал Костя, чтобы прервать это неуместное взаимное кокетство за котельной. – У тебя в детстве был энцефалит, и лицо теперь перекошено. Потому что ты уродина, потому и убиваешь.
Она сразу шагнула ближе, Костя поднял пистолет, но вспомнил, что стрелять-то не умеет, и отступил на пару шагов. От хромой девчонки с ножом я уж как-нибудь убегу, успокоил он сам себя. У неё оранжевая губная помада и сиреневые тени под глазами. Это не безвкусица, это специально так намалёвано. От злости.
– Потому что тело у тебя молодое и любви хочется, а она проходит всё мимо, мимо. Потому что ты истеричка и нашла себе этого придурка, бандита и подонка, но тебя это заводит. Потому что когда ты видишь, как целуются здоровенный парень и красивая девчонка, тебе хочется их обоих убить. Потому что они быдло, серое тупое быдло, но они будут счастливы, точно будут, хоть кто-то из них, да будет – их же много, кому-то повезёт. А мимо тебя счастье пройдёт, потому что ты слишком умный и не такой, как все. Потому, что ты урод.
Читать дальше