Стасс Бабицкий - Перелётный жених. Книга вторая

– Не-е-е-ет! – закричал Медвежонок, пытаясь удержать поводья, рвущиеся из рук.

Нарты крутились на месте, заваливаясь на правый бок. С оглушительным треском сломались полозья. Оранжевая лодка перевернулась и прихлопнула незадачливого седока, как гигантская ладонь. Протащила метров десять, вдавливая в лед.

– Лейф! – эскимос успел отпрыгнуть в сторону и теперь медленно поднимался на ноги. – Живой?

– Вроде да, – откликнулся тот, вырезая из-под раскуроченных саней. – А где лайки?

– Убежали.

Каюр трижды свистнул. Прислушался, не ответит ли из-за снежной пелены лающе-воющий хор. Тишина. Высвистел еще несколько трелей, с каждым разом все тише и безнадежнее.

– Но они же вернутся? – забеспокоился Лев, оглядываясь.

Эскимос не отвечал. Достал из внутреннего кармана компас и следил за колебаниями стрелки.

– Они найдут нас? По запаху? Собаки ведь хозяина за километр учуять могут…

Нанухак подошел к нартам, осмотрел сломанные полозья, вздохнул и попытался перевернуть.

– Эй! Ты чего молчишь? Псы ведь не бросят нас в этом треклятом месте?

– Это не они нас… Это ты их бросил! – взорвался Медвежонок. – За каким чертом дернул рычаг?

Он сжал кулаки.

И шагнул вперед. Лев сжался и закрыл руками голову.

– Случайно! Я не хотел!

Каюр пнул сани, пытаясь сдержаться, запыхтел, выпуская пар, но злость не уходила.

– Случайно. Случайно прилетел, случайно накосячил… Случайный человек, вот ты кто!

Прозвучало это как ругательство, даже хуже.

«А сам-то не косячил? Будто бы не из-за твоего прокола с романтикой меня потащили на эти злоездучие гонки!» – подумал Лев, но спорить не стал.

Оглядел ледяную пустыню и поежился.

– Теперь мы здесь… умрем?

– Только о себе думаешь, да? Долбанный эгоист. Нам-то что сделается?! Сейчас включу радиомаяк, его отследят спасатели и примчатся за нами на вертолете. А собак ты загубил.

– То есть как это – загубил?

– А вот так, – эскимос поднатужился и перевернул сани. Присел на краешек отдышаться. – Когда псы в упряжке, они не останавливаются. Инстинкт гонит вперед, пока погонщик не крикнет «стоп!» Если повезет – наткнутся на базу. Там их поймают и посадят в загон до нашего спасения. Но шансы невелики, проще плевком в звезду попасть. Лайки будут бежать, пока не рухнут от усталости. И потом замерзнут на хрен…

Он часто-часто заморгал под очками и отвернулся, делая вид, что возится с передатчиком, встроенным в нарты. Нельзя показывать слезы другим, в самой сложной ситуации нужно, прежде всего, оставаться мужчиной – холодным и твердым, как дед. Дед Апайя учил этому сызмальства.

Льва воспитывали не таким замороженным, поэтому он без всякого стеснения разрыдался, представив страшную картину: двенадцать хороших псов бредут на сбитых в кровь лапах по глубокому снегу, оставляя позади извилистый след. Языки свесили набок, дышат лихорадочно. Шерсть смерзлась жесткой коркой. И с каждой минутой они все ближе к смерти.

– Простите, я очень виноват, – шептал он, понимая, что лайки не услышат. – Лучше бы я никогда не прилетал на этот остров.

Внутренний голос звучал гораздо строже.

Лучше бы ты, Левушка, вообще не затевал авантюру с побегом. Возомнил о себе – всемирно известный Перелётный жених, неуловимый джентльмен удачи. А стоит ли азартное приключение хотя бы одной порушенной жизни? Нет, однозначно. Это вопиющая несправедливость! Лайки служили верой и правдой добрым людям, которые приютили тебя, накормили, дали теплую одежду. Но ты всех подвел. Стюардессу Нигу, готовую рискнуть карьерой и провести тебя на борт тайком. Старого каюра – он не перенесет печальную новость. Его внука, проигравшего гонку, лишившегося упряжки, а значит, дохода от возни с туристами, и, что гораздо страшнее для него, возможности вымолить прощение у любимой и доказать, что он достоин считаться взрослым мужчиной.

Но хуже всего сейчас тем, за кого ты обязан быть в ответе, хоть и не самолично их приручил. Час назад все было в лучших традициях Джека Лондона, а сейчас скатилось к полному Экзюпери. Собаки перед мысленным взором продолжали ковылять по ледяной пустоши. Падали, но поднимались, помогая друг другу, подталкивая носами в плечо. Рано или поздно силы окончательно оставят, тогда они лягут в снег, прямо в вытоптанную борозду. Вожак завоет на прощанье, глядя в пустое небо, а потом опустит морду на передние лапы и закроет глаза…

Постойте-ка, что еще за борозда?

Соображай, голова…