Пьер Буало: Остров

— Я могу пройти?

Она медленно обошла комнату, открывая шкафы, покачивая головой.

— Для любовного гнездышка — не ахти как уютно.

Она стала подниматься по лестнице.

— Она ведь наверху спряталась небось?

Менги молчал, словно застыл. Не понимал, был ли поднимавшийся рокот шумом морского прибоя или гневом, который клокотал внутри. На втором этаже скрипели планки паркета. Она заглядывала во все углы. Может, вооружена? Вот она появилась снова, все еще улыбаясь.

— Как вижу, чемодан готов. Мы собирались удрать… Тем хуже! Вернемся вместе… Ты, кажется, недоволен, Жоэль? Кто же проделал такой долгий путь, чтобы разыскать тебя, как не малышка Хильда?

Она взяла стул. В глазах не исчезал опасный огонек, который он слишком хорошо знал.

— Ты не хочешь ничем меня угостить?.. А я, между прочим, устала… Ведь добиралась с приключениями, на рыбацкой лодке с идиотским названием На Бога надейся… Мне сказали, что пароход не пойдет.

У Менги так пересохло в горле, что он закашлялся, прежде чем произнести что-либо.

— Ты была в гостинице?

— У меня не было выбора… Но это трудно назвать гостиницей.

— Ты сказала им, кто ты?

— Разумеется. Мне нечего скрывать!.. Хромой уродец чуть не лопнул, пока записал мою фамилию… Вот уж кто не часто принимает гостей!

— Ты говорила обо мне?

— Тебе это неприятно, а?.. Я спросила, где ты живешь… А потом пришлось переждать дождь. Ну и местечко!.. Если позволишь, я заночую здесь, а завтра мы уедем вместе по-хорошему.

— Нет.

— А, месье не желает расстаться со своей милочкой… По правде говоря, я этого не ожидала.

Она встала и подошла к двери, выходившей в сад.

— А может, она там нас подслушивает?

На пороге она крикнула:

— Эй!.. Это я, Хильда… Пойди-ка сюда, цыпонька, есть о чем поговорить!

Менги схватил ее за локоть.

— Заткнись!

— Это уж мое дело!

Менги толкнул ее так, что она влетела на середину комнаты.

— Ишь ты! Мне и в сад нельзя выйти. Это мы сейчас посмотрим!

Менги попытался загородить ей дорогу. Она ловко выскользнула и рванулась к двери.

— А ну-ка, пойди сюда, мерзавка! — завопила она.

Менги обхватил ее за талию, закрыл рот ладонью.

— Замолчи сейчас же! Соседи слышат!

Она его укусила. Он выпустил ее, и она бросилась в глубину сада.

— Выходи, дрянь!

Потеряв голову, Менги оглядел комнату, заметил каминные щипцы, схватил их. Этого следовало ожидать!.. Этого следовало ожидать!.. Он перемахнул через две ступени с поднятой рукой. Хильда поняла, что еще минута и он убьет ее. Она поискала выход, увидела открытую заднюю дверь, добежала до тропинки и свернула налево.

Задохнувшись, Менги не успевал за ней. Бросил щипцы. «Не туда… Не туда…» — повторял он. Но она уже его не слушала. Бежала со всех ног. Когда она заметила перед ногами пропасть, было уже поздно.

Разбежавшись, Менги сам едва успел остановиться буквально в последний миг. Внизу слышался шум волн, налетавших на скалы. Наконец он различил в углублении белевшую приплюснутую массу. Это была она. Она была мертва. Разбилась. Он лег на землю. Тоже боялся упасть. Сердце стучало так громко, что каждый вздох вырывался со стоном. Зачем только она приехала? По глупости воображала, что земля везде одинакова и остров такое же место, как всякое другое. Наивная! Теперь он понимал. Она попала в ловушку. Никогда море еще не поднималось до такого уровня. Какой-нибудь ловец крабов, привлеченный криками чаек, обнаружит ее. Ловушка притягивала, могла, того и гляди, захлопнуться и за ним. Ибо следовал неумолимый вывод: он убийца. Рыбак, который доставил ее на баркасе На Бога надейся , будет свидетелем. Свидетелем будет и трактирщик. Соседи, конечно, слышали крики и тоже будут свидетелями. Слишком удобный случай, чтобы избавиться от него. Менги приложился щекой к камню. Может, и ему прыгнуть? Не пора ли покончить со всем? Но он слишком ослаб для подобного усилия. К тому же Хильда не стоила того, чтобы из-за нее кончать самоубийством… Он поднялся на колени. Никогда еще его взору не открывалось подобное зрелище. Луна освещала море, по воде легла лунная дорога, терявшаяся на маленьком пляже, и пробивавшиеся то тут, то там на скалах блики отбрасывали матовый свет на белый тренчкот, отдавая преступление на суд природы.

— Прости, прости! — шептал Менги.

Теперь, когда он встал во весь рост, ему хотелось спрятаться. Он забьется в угол у себя дома. Будет ждать жандармов. Он медленно повернул обратно. За ним тащилась короткая тень, не больше чем тень Менги-ребенка, того самого, который бросал камешки в таинственный колодец и прятался в отныне исчезнувшей пещере. Он нашел и подобрал в скошенной траве каминные щипцы. Затем с трудом затворил садовую калитку. Войдя в дом, заперся на все замки. Забаррикадировался от всего света, от глаз острова. Оставшись один, лег. Если бы он догнал ее, то ударил бы? Нет. Он мог поклясться, что нет. Он бросил щипцы и кричал, предупреждал ее… Положа руку на сердце, он был невинен. Но им-то как раз и требовался невинный. Когда далекие предки собирались у высоко поднятых менгиров, они приносили в жертву невинного. Быть может, ему на роду написано оставаться жертвой. Он представлял, как в наручниках его прогоняли сквозь строй рыбаков, кричавших: «Смерть чужаку!»