Алена Занковец - Сто и одна ночь

– К сожалению, у меня нет льда, зато есть аптечка, – задумчиво произнесла Ксения, рассматривая ночной пейзаж за окном.

Лед бы сейчас пригодился. Потому что, невероятным усилием воли заставляя себя оставаться на месте, в мыслях Глеб уже стоял за спиной Ксении. Ее тепло проникало ему под кожу. Ее запах кружил голову. Ее запретность распаляла кровь.

Притяжение, которое он чувствовал сейчас, когда их разъединяло ничтожное расстояние, было настолько сильным, что Глеб и не пытался ему сопротивляться.

Он просунул палец под лямку ее сарафана и медленно провел по коже – вверх-вниз. Глеб чувствовал напряжение Ксении, но в то же время понимал, словно это было прописной истиной, притяжение между ними сильнее страха прикосновений. Оно сильнее всего.

Глеб медленно развернул ее за плечи. Мягко поцеловал в губы – словно взял за руку, чтобы вести за собой. Чтобы она поняла, все случится. И произойдет это прямо сейчас.

Почти касаясь Ксении губами, Глеб стянул шлейку сарафана с одного ее плеча. Затем, после пары ударов сердца, опустилась вторая шлейка – как следующая точка невозврата.

Глеб заскользил ладонями по плечам Ксении. Опустился ниже, захватил руками грудь и сжал ее. Сначала осторожно, привыкая к новым ощущениям – она пышная, мягкая, словно создана для этих действий. Затем сжал сильнее – и Ксения с тихим стоном сама потянулась к его губам. Соприкосновение языков, их борьба мгновенно подняли из глубины такую волну желания, что помутнело в глазах. Теперь Глеб состоял не из плоти и крови, а из концентрированной жажды женского тела. И Ксения уже стягивала с него майку…

Интенсивность ощущений выбросила Глеба в реальность. Он стоял, тяжело дыша, упирался руками в стену. Возвращение оказалось мучительным и болезненным. Глеб чувствовал себя ошеломленным, обескураженным. Казалось, он сходит с ума.

– Что с тобой?! – Ксения попыталась заглянуть в глаза.

«Мы только что занимались сексом…»

– Душно… – едва выговорил Глеб.

– Душно? – в ее голосе проскользнуло недоверие.

Она поспешила распахнуть окно, а Глеб, пользуясь заминкой, поковылял в ванную. Сунул голову под кран с ледяной водой и держал ее там до тех пор, пока в ушах не стало звенеть от боли.

Тогда он вернулся – не чувствуя, как ледяные капли стекают по спине. Ксения стояла на том же месте и смотрела на него с прежним непониманием и волнением.

– Все в порядке? – спросила она.

– Нет, – ответил Глеб.

– Мы уже проезжали здесь, – я прерываю историю.

Граф бросает на меня короткий хмурый взгляд – оказывается, я все же внимательна.

– Мы проехали поворот, – признается он, вглядываясь в дорогу.

Темно, только подрагивает свет фар и сквозь тучи прожилками просвечивает луна.

– Вот как?.. – «Даже сам Граф ошибается», – говорит мой тон.

– Иногда в вашей истории проскальзывают детали, которые… словно заставляют меня стать соучастником.

– Вот как? – машинально повторяюсь я, потому что в очередной раз сбита с толку.

Граф только что сделал мне комплимент. Похоже, искренне. Это чертовски странно.

– Например, занавеска, которая коснулась обнаженного плеча Ксении. Я не только увидел ее – я почувствовал, как прозрачный тюль, расшитый золотом, нежно шурша, соскальзывает с женского плеча. Возможно, я даже понимаю, что именно так зацепило Глеба, – заканчивает откровенничать Граф и глушит двигатель.

– Вот… – я вовремя спохватываюсь и заканчиваю фразу по-другому, – …и зачем вы привезли меня сюда?

Мы стоим на небольшой пустой парковке. Тропинка, освещенная низкими, круглыми фонарями теряется между деревьями. Бредем по ней. Зябко. Под короткую кожаную курточку проскальзывает ветер. Он трогает лицо, играет с распущенными волосами.

Хрустящий, прозрачный октябрь.

Бреду, машинально подбивая носками сапог сухую листву. Люблю этот звук – шепот осени. Я почти забываю, что за мной следует Граф.

– Вы когда-нибудь испытывали нечто похожее на то, что чувствует Глеб к Ксении?

– Нет, – признаюсь я, не принимая в расчет, что одна правда автоматически открывает другую, о которой я рассказывать не собираюсь.

Граф тотчас же пользуется моей оплошностью.

– Но при этом вы очень ярко и правдоподобно описываете его состояние, – мы подходим к развилке, я оглядываюсь, и Граф жестом предлагает следовать налево.

Там, на деревянном крыльце над вывеской «Набережная, 13», покачивается одинокий желтый фонарь. В такт его движению то удлиняются, то укорачиваются тени кресла-качалки со стопкой полосатых пледов и листьев виноградной лозы, ползущей по деревянной колонне.