Алена Занковец - Сто и одна ночь

– Так что там с машиной, Стрелок? – судя по голосу, Ксению забавляет его «зависание».

Глеб пришел в себя – вырвался из паутины воспоминаний. Заметил, что все еще держит ключ возле замочной скважины. Спохватился, запер дверь.

– Машина готова. Заберешь?

Ксения замялась, прикусила губу. Черт, не стоило ей так делать. Это рождало в Глебе неправильные, запретные чувства, желание впиться в ее губы взглядом. Смотреть, смотреть, смотреть…

– Отвезешь меня в город? Очень нужно, – вместо ответа попросила Ксения, и глаза у нее были такие, точно она никогда не слышала отказа. Не настырные, не наглые, а, скорее, наивные. Словно на ее вопрос существовал только утвердительный ответ. – У тебя же есть права?

Будто лишь отсутствие документов и могло стать преградой.

– Да, – ответил Глеб.

Вот и не стало преграды.

И не было у него ответа, по какой причине он уже шел к машине, на ходу вынимая из кармана телефон, чтобы отменить встречу с Ланой – девушкой, о которой только и думал весь день.

Ему не нравилось то, что он делал, и что при этом чувствовал. Словно в нем проснулся другой мужчина. Не Глеб, а кто-то другой сейчас набирал Лане сообщение вместо того, чтобы позвонить, – трусливый, недостойный поступок.

Тот, второй, был хитрым и жадным до эмоций. Он подчинялся инстинктам, а не рассудку. Глеб остерегался его, хотя в какой-то мере и восхищался – так любуются хищником с безопасного расстояния. Эти ощущения волновали Глеба, сбивали с толку. Их хотелось постичь, приручить – чтобы потом от них избавиться.

Зазвонил телефон. Глеб отключил звук, но экран продолжал вспыхивать то от звонка, то от сообщения.

– Я бы и на своей отвез. Необязательно было твою ждать, – он отключил мобильный.

– Лучше на моей. Давай заводи уже.

Глеб почувствовал – что-то произошло: Ксения вдруг замкнулась в себе. Волновалась из-за того, что ожидало ее в городе? Если так, то где ее муж? Почему он не рядом?

– О чем ты думаешь? – выруливая на трассу, поинтересовался тот, второй. Сам бы Глеб не стал – не его это дело.

– Скажи, у тебя бывает такое, когда точно знаешь, что поступаешь неправильно, но не можешь остановиться? – снова вопросом на вопрос ответила Ксения.

Ее слова так напоминали происходящее сейчас с Глебом, что он невольно сбросил скорость.

– Бывает…

И больше ни слова за всю дорогу.

Когда въехали в город, уже стемнело. Свет фонарей – слишком яркий после черного тоннеля трассы – резал глаза. Глеб редко бывал в этом городе вечерами – обычно приезжал днем, с отцом, на «развалы», где можно купить запчасти по хорошей цене. А в этом районе, похоже, и вовсе не появлялся. Глеб запомнил бы небольшие, старые, двухэтажные бараки – развалюхи на два подъезда. Возле переполненных мусорных контейнеров бродили ободранные собаки. То там, то здесь попадались ржавые машины без колес и стекол. Женщина, подвязав к поясу подол длинной юбки, стирала белье в тазу возле колонки.

Глеб припарковал машину под фонарем, в одном из редких световых пятен в этом районе.

– Жди здесь, – приказала Ксения.

– Я с тобой.

– Нет, – как отрезала.

– Тебе нельзя здесь ходить одной, – твердо возразил Глеб и сам удивился своему тону.

– Я же сказала – нет, – сухо повторила Ксения и, не глядя на Глеба, вышла из машины.

Пара десятков легких шагов – и она скрылась за скрипучей деревянной дверью подъезда.

Глеб подождал с минуту, барабаня пальцами по рулю. Затем закрыл машину и отправился вслед за Ксенией, по пути цепляясь взглядом за оторванные штакетины, толстые ветки, металлический прут. Мало ли что ожидало его в этом бараке…

– Эта Ксения – ведьма?

Вопрос Графа вырывает меня из напряженной темноты барачного района. Щурюсь от света, словно его только что включили.

– Ведьма? – усмехаюсь. – Так любите себя обманывать?

– Я перестаю вас понимать, Шахерезада, – в голосе Графа чувствуется легкое раздражение.

Он прислоняется к столешнице и скрещивает руки.

– Бросьте, Граф. Вы и не пытались, – опускаю взгляд на разводы кофейной гущи в чашке. Никогда не хотела знать свою судьбу – до всей этой истории.

– Звучит как обвинение, – сухо замечает Граф. – Вам нужно мое сочувствие? Бедная, несчастная воровка, обиженная судьбой, но не природой… Может, мне вас еще и по головке погладить? Но вы же не терпите прикосновений.

Закатываю глаза. Унизить, сделать комплимент, поиздеваться – и все это в нескольких фразах.

– Во времена инквизиции красивых женщин тоже называли ведьмами. Казалось бы, столько времени прошло… – пытаюсь вернуть разговор в прежнее русло.