О. Дорош - Грехи Марии

Аккуратно, чтобы не выдать волнение, я слегка пошатываясь и раскачиваясь на месте, сделала несколько шагов. Отчим улыбнулся, предвкушая как совершит надо мной акт наказания. Я не знала, что именно он хочет сделать, но то, как блеснули его глаза, мне совсем не понравилось.

– Я хочу в туалет, – прошептала я и увидела, как он прищурил глаза. – Правда, очень хочу! Я отойду буквально на минутку, вот сюда.

Я указала пальцем на ближайший к нам куст. За ним начинались заросли крапивы.

Отчим неуверенно посмотрел на куст потом на меня. Его глаза горели бешеным, черным огнем. Он пугал меня до ужаса, до онемения.

– Давай быстро. Все у тебя наперекосяк. Отвратительная девчонка.

Он бурчал что-то еще одновременно роясь у себя в кармане, но я уже не разбирала его слова. Я шла как победитель, как человек, которому только что подарили второй шанс на жизнь, второй шанс на мечту. Мои волосы развивались, а школьное черное платье путалось в ногах. Ускорив шаг, я перешла на бег. Ветер свистел у меня в ушах, вокруг шуршали мохнатые лапы камыша, где-то там, в самом темном и загадочном месте озера кричала выпь. Ее плачь летел над водой как крик младенца, как крик моей души. Еще живая, но такая одинокая.

Я почти добежала до зарослей крапивы, как совсем близко послышался голос отчима.

– Стой, маленькая дрянь, стой я сказал!

Но его голос послужил катализатором. Я побежала быстрее, почти всем своим телом ощущая, как меня вот-вот схватит огромная костлявая рука. Рука человека, вознамерившегося уничтожить не только мое лето, но и мою жизнь. В тот момент, когда звук его голоса слышался справа от меня, не сзади, не вдалеке, а справа, я почувствовала на своем лице жгучие ветки крапивы. Я вошла в нее как нож в масло. Влетела в самую гущу как снаряд. Но не остановилась. Я бежала все быстрее и быстрее, отталкивая обжигающие ветви голыми ладонями. Мое тело извивалось словно змея, огибая особо мощные ветвистые корневища. Жгучие волоски крапивы впивались в лицо, опаляли жаром шею. Это была необычная крапива, это – крапива двудомная, как я прочту потом, намного позже, на уроке биологии. Она достигает в высоту более двух метров, при идеальных климатических условиях. А наш климат ей подходил идеально.

Когда затихли звуки, исчезли голоса людей и крики птиц – я остановилась. Крапива росла пучком, толстыми стеблями, выходящими из одного отверстия в земле. Именно туда, меж корней, я и уселась.

Мое тело очень сильно чесалось. Крапива защищалась как могла – своими острыми иголками она смогла проникнуть сквозь одежду и теперь от ее острых шипов щипало все тело. Но руки болели сильнее. Однажды я опрокинула чашку с кипятком на ногу, отчего пару недель мне приходилось носить повязку, которая постоянно прилипала к коже и каждый день мне приходилось сдирать ее со свежим зажившим куском кожи и клеить на место раны новую. Ощущения от крапивы очень сильно походили на те.

В тот момент я решила, что недельные бинты – малая плата за то, что я ослушалась отчима. Мне не хотелось проверять на себе шутил ли он или собирался наказать меня одним ему ведомым способом.

Между тем время шло. Вдалеке загорелись фонари. Я сидела на земле, поджав под себя ноги. Голоса отчима я не слышала, но и выходить боялась. Лучше я просижу тут всю ночь, а домой вернусь, когда они уже уедут. По моим ощущениям сейчас была полночь, а значит скоро вернется домой мама и бабушка. Они-то точно будут меня искать!

Но минуты проносились прочь, а никто не появлялся. У меня не было часов или телефона. Мама привезла Давиду кнопочный nokia и мне ужасно хотелось такой же, но я тогда промолчала. Да и кто бы меня послушал. Все равно у Илонки тоже не было телефона, а она всегда была единственной с кем я хотела общаться. Хотя сейчас телефон бы мне пригодился.

Солнце село, окончательно забрав с собой не только дневной свет, но и оставшееся тепло. В воздухе зажужжали первые голодные комары. Я хлопнула себя по руке, убив особо наглого, когда услышала голос отчима.

– Мари, я знаю, что ты где-то рядом.

Я молчала. Даже дышать перестала для большей скрытности. Подул ветер и высокие заросли крапивы пошли рябью, отчего я не услышала начало следующей фразы, брошенной мне с правой от меня стороны.

– …. будешь жалеть, дрянная девчонка! Ты ничто! Ты просто ничто , глупая принцесса. Не веришь мне? Я могу доказать, что ты такая же ущербная, как и твой тупой папашка. Выходи! Давай начнем все с начала!

Я закрыла уши руками, но его голос все равно проникал в мою голову, в мой разум. Лился словно вода сквозь пальцы, затягивая меня в такое же черное озеро, какое мне приходилось видеть каждый день. Я не желала понимать его, не хотела думать о том, почему он совершает те или иные вещи. Я хотела домой. Хотела, чтобы мама перестала следовать за ним и превратилась опять в ту женщину, которая проводила со мной все свои отпускные дни. Маму, завязывающую мне голубые банты, маму, помогающую выводить ровную букву “б” в тонкой линейной тетради. Та мама не бросила бы меня наедине с этим монстром, та мама обязательно разбудила бы меня поцелуем и взяла с собой за покупками.