Буало-Нарсежак - Жизнь вдребезги

- Вы месье Дюваль?

- Да, Рауль Дюваль.

- Я сестра Вероники.

Рука его лежала на ручке калитки. Как только он это услышал, то всей тяжестью навалился на нее, словно подстреленный.

- Сестра кого? Как вы сказали?

- Я думала, что она вам обо мне рассказывала. Я знаю, что ничего для нее не значу, но… Мое имя Тереза… Тереза Ансом.

- Ах, да… Тереза… Ну, конечно.

Он уже лихорадочно искал предлог, чтобы избавиться от этой женщины. Он напоминал актера, позабывшего свою роль, который чувствовал от этого смущение и растерянность. Женщина в черном… в трауре…, значит, она знает правду. Она приехала за наследством.

- Вас прислала жандармерия?

Он не знал, что сказать. Открыл калитку, она прошла мимо него, вызывающе, с высоко поднятой головой, мучительно напоминая Веронику, только поменьше ростом и темнее волосами, чуть постарше, словно двойник, задубевший от времени.

- Нет, меня прислала больница. Месяц назад я потеряла мужа… У него была опухоль, которая его очень быстро унесла. Он так страдал…

Она открыла сумочку, вынула носовой платок и приложила его к лицу. Вдовий наряд ей шел, и Дюваль проникся к ней симпатией. Тереза, овладев голосом, который принял обычную для него сухую и твердую интонацию, продолжала:

- Я известила об этом Веронику.

При этом она протянула Раулю конверт, окаймленный черной полосой, на котором стояло множество отметок.

- Если бы бедняжка Вероника сообщила мне о своем замужестве, все было бы иначе. Но разве я знала? Я написала ей на девичью фамилию, Версуа, которую она снова взяла после развода. Письмо было отправлено на старый адрес, а оттуда; видимо, консьержка переправила его в Канн, а уж потом его послали в больницу в Блуа, но оно снова вернулось ко мне с пометкой "адресат неизвестен". Мне это показалось странным, и я встревожилась. После смерти мужа я осталась совсем одна и не у дел, поэтому и поехала в больницу. Там по картотеке нашли Веронику Дюваль, урожденную Версуа. Вот так я и узнала о ее замужестве и несчастье. Мне дали ваш адрес и все необходимые сведения.

Дюваль немного успокоился, но тревога не оставляла его. Он должен был это предвидеть. Тереза с любопытством рассматривала своего зятя.

- Мне сказали, что вы кинезитерапевт. Веронике повезло… Ей всегда везло… Правда, после всего, что теперь произошло, не стоит так говорить. Как она себя чувствует?

- Неважнецки, - ответил Дюваль с расчетливой сухостью. - Совсем неважнецки… Правосторонний паралич, речь отсутствует… Очень слаба. Словом, калека.

- О! Как я вам сочувствую, Рауль. Дюваль чуть не подпрыгнул.

- Разрешите мне вас так называть? - сказала она. - Как же вы собираетесь выйти из этого положения?

Они медленно шли по аллее. Ока проворно оглядела дом и сад.

- У меня есть преданная домработница.

- Я бы тоже могла вам помочь… В таком большом горе можно и забыть о прошлом, не так ли?

- Благодарю вас, но в течение какого-то времени необходимо избавить Веронику от малейших волнений. Доктор категорически запретил шум и посещения.

- Даже сестре?

- Даже ей. Вы, наверное, плохо себе представляете, что она пока еще очень, очень больна. Из-за любого пустяка у нее поднимается температура.

- Видно, зря я тащилась так издалека, - сказала она злобно.

- Если бы все зависело от меня, я бы вас тотчас к ней проводил, - сказал Дюваль. - Это так естественно. Но она мне этого никогда не простит, и знаете почему? За напоминание о прошлом.

- Она считает себя обезображенной?

- У нее осталось несколько шрамов на виске и волосы пока не отрасли, ей ведь обрили половину головы для перевязок.

В черных глазах Терезы блеснула и померкла радость.

- Да, она ведь всегда была гордячкой. Теперь я понимаю, почему она никого не хочет видеть, для ее самолюбия это непереносимо.

- Вдобавок она здорово похудела. Оттого, что она теперь все осознает, ее страдания усилились. Слава богу, что меня пока терпит.

- Она что совсем не говорит?

- Только подает знаки левой рукой. Она ведь практически оторвана от мира… Зайдите в дом на минуту.

Они прошли через подъезд и остановились в вестибюле.

- Я снял этот дом, - сказал Дюваль, - поскольку он находится на отшибе. Никаких соседей. Мало движения. Больничный покой.

- Должно быть, он обошелся в копеечку?

- Обременительная жертва… Прошу вас в гостиную.

Он широко раскрыл дверь. Она вошла и тотчас увидела фотографию на круглом столике.

- Черт возьми, - воскликнула она, - Фабиана! Везде она тут как тут!