Буало-Нарсежак - Жизнь вдребезги

Он подул на ложку, попробовал сомкнутыми губами, показал головой.

- Ну-ка… Ложка мне, ложка вам. Вы замечательный младенец…

Она живо брала пищу левой частью рта… Немного пюре упало на подбородок, он вытер его углом салфетки. Ей стало за себя неловко, а его огорчило отчаяние, отразившееся на лице Клер, превратившее его в мучительную маску.

- Пожалуй, хватит на сегодняшнее утро? Неплохо, правда?… Вот персик на, десерт, а потом чашечку домашнего кофе… не то, что в больнице. Моя мама была ценителем кофе, для нее он был единственно доступным праздником. Бедная старушка!

Рауль пошел варить кофе и при этом шумел как можно сильнее то кофемолкой, то кастрюлей, то чашками, чтобы Клер не, чувствовала себя одинокой и как бы помогала ему. Наконец, он вошел с подносом.

- Может, хотите с молоком?… Я о нем совсем позабыл. Тем хуже. Ну, да ладно, до завтра. Сколько сахару? Покажите пальцами. Не все же мне делать самому!

Она пошевелила левой рукой, показала три пальца.

- Даже три! Готово! А теперь маленький сюрприз…

Он вытащил пачку ментоловых сигарет, закурил и вставил ей в губы.

- За то, что вы были умницей. Я заметил, что почти сыт от того, что кормил вас. Ничего, наверстаю вечером. Что, кофе нехорош? Он великолепен, и не возражайте. Соберем сахар со дна. Это самое вкусное. Стопроцентно, малышка.

Дюваль поцеловал Клер в лоб и растянулся в кресле, почувствовав усталость. Их окружила тишина, и он задремал. Время от времени он открывал глаза и проверял, здесь ли она, а потом снова засыпал.

Когда Рауль проснулся, перевалило за четыре часа. Боже! Сколько еще у него дел! Вот так каждый день будет забит до отказа. Каждый миг будет полон волнений, как у зеленого юнца.

Он принялся за уборку комнаты, стараясь все делать бесшумно, боясь разбудить спящую. Фотографию Рауль снял. Пусть лучше висит в гостиной. Посудой займется мадам Депен. Он составил список срочных покупок и решил приступить к массажу больной.

Глаза Клер были открыты. При появлении Рауля она издала нечленораздельный звук, слова проскальзывали между зубами, она безуспешно жевала их, но они так и не получились. Эта неудача окончилась слезами.

- Я все понимаю, - прошептал Дюваль. - Не думайте, что вы мне в тягость. Мне так хорошо, как давно не было… Сейчас попробуем несколько упражнений.

Он отбросил одеяло.

- Вы прекрасны. Только я вам об этом не скажу и даже не замечу этого. Снимем рубашку… ляжем для начала на живот.

Он лгал. Стоило его рукам коснуться теплых бедер, он умолк и горло его сжалось. Большого труда стоило ему не высказывать свое чувство в прикосновениях. Он разминал омертвевшие мышцы, сообщая им свое тепло, нежность, сочувствие, проникал в их глубину, щипал, чтобы вернуть им былую гибкость, потом перевернул больную на спину.

- Закройте глаза, - приказал Рауль, как-будто боялся ее свидетельства.

Ему не хотелось, чтобы она догадалась о том, какие чувства вызывает в нем. Он растирал голубые тонкие жилки на ее груди, слегка вспотевший живот, завитки волос на лобке и ему хотелось целовать ее, повторяя: проснись!

Он снова принялся за дело, устремив вперед большие пальцы и едва дотрагиваясь до кожи ладонями. Нельзя пугать ее, касания должны быть свободными, точными, запретных мест не существует. Понемногу за работой волнение исчезло, тело ее стало ему родным, он раскрыл его тайны. Рауль ощущал себя водолазом, разыскивающим останки кораблекрушения. Он вытер пот со лба тыльной стороной руки.

- Теперь движения, - сказал он.

Она открыла глаза и жадно взглянула на него, стремясь изобразить гримасу удовольствия. Перед ней было внимательное, нежно улыбающееся лицо.

- Сначала нога.

И он сделал медленное педалирующее движение, затем принялся за руку, согнув ее и вытянув.

- Нужно запастись терпением надолго. Но мы победим.

Он стер салфеткой остатки талька, надел на нее рубашку, обнял за талию и, поддерживая, прижимая к себе, поставил Клер перед собой.

- Обними меня за шею.

Это обращение на "ты" пришло вдруг само так естественно, что оба они не обратили на него внимания.

- Вот, взгляни, это твой сад!

Тут Рауль засмеялся, прижимаясь к голове Клер.

- Ты ведь разрешишь говорить тебе "ты", как это делают с детьми… Посмотри, видишь скворцы!… Солнце заходит. Вот для чего надо жить.

Он чмокнул ее в щеку и уложил в постель, а сам пошел за судном и подставил его под нее.

- Не нужно ничего стесняться.

После обеда Рауль спустился выкурить сигарету и пройтись по темным аллеям. "Я счастлив, - повторял он. - Ночь уже наступила, мне больше ничего не нужно, даже, чтобы она выздоровела". Наконец, он угомонился и пошел спать, засветив ночник в комнате Клер. Рауль оставил открытыми двери, но все равно бы так далеко от нее, что даже не слышал ее дыхания.