Екатерина Барсова - Роковое пророчество Распутина

Все. Весь прошлый, настоящий и будущий мир. Любовь как воронка затягивает в себя не только то, что было, но и то, что есть и будет. И то, что было до первой встречи. Ничего не отменяется. А только умножается и расцветает. Мир вдруг приобрел невиданную глубину и резкость. И диковинные цветы растут вверх, салютуют еще не рожденным людям, идеям, чувствам, мыслям. Как напоминание о том, что любовь — самое непостижимое, таинственное и благодатное чувство.

Варя сидела в коридоре и плакала, а Булька топталась рядом и лизала ее руки не то в знак благодарности, не то от удивления, что они — соленые.

Идиллию нарушил начальник, он позвонил и сообщил, что опальный олигарх Дмитрий Беркович, который находится у них в разработке, вышел на яхте в открытое море, и на этой же яхте пребывает известная телеведущая Елена Демченко. И теперь им нужно перехватывать всю информацию и радиосигналы, идущие с яхты, и расшифровывать их.

Елена совершала прогулку по яхте, и вновь на ее пути возник Серж Леон. Встречаться с ним не хотелось, и, пока он ее не увидел, Елена заскочила в ближайшую приоткрытую дверь. Это оказалось какое-то служебное помещение. Было темно, свет падал откуда-то сбоку. Тянуло сквозняком.

Елена поежилась. Вдруг дверь открылась, оказывается, Серж Леон шел именно сюда. Вот черт! Она метнулась в сторону и присела между ящиков, вся дрожа.

В помещение вошли двое. Серж Леон и еще один мужчина.

— И где же она?

— А я почем знаю? — Собеседник Леона говорил густым, тягучим голосом. Раньше Елена его не слышала. Новенький? Только что прибыл?

— Думаешь, эта курица всполошилась?

— Я тебя умоляю, Лео! У нее в голове только она сама, тряпки и голубой экран. Такая даже думать-то не способна.

— Это хорошо. Чем меньше мыслей — тем лучше. А женщина без мозгов — вообще мечта.

— Да уж, ты обжегся.

Тяжелый вздох Сержа Леона был ответом.

— И что с ней делать?

— Ничего. Пока все идет по плану. Она будет готовить общественность к появлению Дмитрия на нашей политической арене, аки к явлению Христа. Сейчас все ждут новых лиц, новых политиков. Устали от старого, и тут Беркович спускается с неба во всем белом…

Два дружных смешка слились в один.

Елена ужасно боялась, что ее внезапно обнаружат, и сидела не дыша.

Как только эти двое ушли, она, стараясь, чтобы ее не заметили, вернулась к себе в каюту. И немедленно схватилась за телефон, но связь на сотовом пропала.

Как в тумане — сладком, неопределенном, таинственном тумане — Анна помнила их поездку.

Они ехали вдоль аккуратных домиков, церквей, базилик, но все проплывало мимо, она видела только профиль Данилы, его губы, его руки, лежавшие на руле. Усилием воли Анна заставляла себя слушать, что он говорит. Впрочем, говорили они немного — больше молчали…

Она помнила, как указатель показал направо, и машина свернула на узкую асфальтовую дорогу. Справа тянулось озерцо: темно-серая вода поблескивала как слюда в лучах холодного солнца.

Едва они вышли из машины и подошли к дому престарелых, как им навстречу выскочила женщина в темном платье и, переговорив о чем-то с Данилой, провела гостей внутрь. Некоторое время они ждали в небольшом помещении с узкими окнами и стульями с широкими прямыми спинками.

Хлопнула дверь, в комнате появились две женщины, одна из которых представилась подругой покойной Ольги Ватрушиной. Сопровождающая, высокая седовласая женщина, ушла, и они остались втроем.

— Что вы хотите знать? — Женщина говорила по-русски чисто, но с трудом. Ее звали Надежда Васильевна фон Рош, ей было почти сто лет, и она помнила, как двадцать лет назад умерла ее подруга.

— Мы из России, дальние родственники покойной Ольги Петровны, — пришлось соврать Анне. — Не оставила ли она после себя какие-нибудь бумаги? Вещи?

Надежда фон Рош — маленькая старушка, с красноватой кожей и блекло-голубыми глазами, с беспокойством взглянула на них.

— Вы имеете в виду драгоценности?

— Нет, нет, — вступил в разговор Данила. — Лишь бумаги, документы. Драгоценности можете оставить себе.

Анне показалось, что женщина вздохнула с облегчением.

— Ольга подарила мне серебряный портсигар, доставшийся ей от отца, жемчужные бусы и золотую брошку с рубинами.

— Мы не претендуем на эти подарки. Нас интересуют только бумаги.

— Да, у нее было много бумаг. Я все сложила в сундучок. Хотите посмотреть?

Анна и Данила прошли за старушкой. В небольшой комнатке было чисто, аккуратно, в углу висела русская икона. Надежда Васильевна достала небольшой сундучок и открыла его.