Григорий Симанович - Клеточник, или Охота на еврея

Он проснулся в три часа дня. С удивлением увидел жену, сидящую у постели со скорбным видом. Вспомнил все.

– Мне уже звонили? – спросил Фима, едва слыша собственный голос.

– Я выключила телефон, – прошептала Юлька. После чего мгновенно преобразилась, взъерошила челку на лбу и приступила к психотерапии, лучше и быстрее которой ничто не могло приводить в норму Ефима Романовича Фогеля.

– Выглядишь неплохо, цвет лица как у деревенского паренька с мороза. Давай померим давление. Ну, вот, 140 на 85. Твое олимпийское! Зачем устраивать эти симуляции? Хочешь доказать, что помрешь раньше меня? Ничего подобного! У тебя, сволочь, генетика превосходная, ты еще после меня дважды женишься и перетрахаешь сотню редакционных секретарш. Гостей перенесла на следующие выходные. Какая разница, сегодня все напьются или через неделю. Тебе уже шестьдесят, меньше не будет. Зато вечером наедимся вкуснятины, выпьем винца, я тебе тост скажу и отдамся на столе, как в апреле 78 года – ты хоть помнишь, что ты вытворял в апреле 78-го?..

Фиме стало хорошо, он улыбнулся, закрыл глаза и тотчас заснул.

На следующее утро он был в порядке.

В воскресенье, отключив телефоны, они с Юлькой занялись аналитикой и разработкой плана действий. Решались три главные задачи. Первая: найти разумное объяснение бесовщине. Вторая: заставить редакцию (хотя бы редакцию) в это объяснение поверить. Третья: в случае провала достоверно изобразить очередной криз или помешательство («Изображать не придется, ты же готовый сумасшедший гипертоник» – по-доброму съязвила Юлька) и выиграть время на больничной койке, а там, глядишь, и рассосется.

– Исходим из того несомненного факта, что крыша у меня не съехала, – рассуждал Фима. – Более того, я про этого Мудрика, великого и ужасного, думать не думал. Ты же знаешь, киса, газет я читаю много, но бегло и без души, токмо для пополнения запаса терминов. По телевизору смотрю канал «Культурная жизнь», изредка новости. В дискуссии о роли тайных и явных политических сил в современной России ни с кем, не вступал – боже упаси. С Ленькой Бошкером иногда посудачим, но ты ж понимаешь… Политических деятелей загадываю крайне редко и преимущественно тех, кто прославился до 17-го года. И вообще, где я – где Мудрик! Что мне Мудрик, что я ему! С давних пор абсолютно вне политики и так называемой общественной жизни. Как многие, испытываю страх, но это мой страх по жизни, он не шизоидный, не острый, не персонифицированный… Делаю вывод: не могло быть оговоркой, точнее – опиской «по Фрейду». Моя рука этого написать не могла. Точнее – вывести на экран компьютера. Она написала «суслик».

– Хорошо, суслик… мой, – не удержалась Юлька, но поспешно добавила: – Только не волнуйся. Делаем вывод: суслика на Мудрика исправил сам компьютер.

– Слушай, кончай мне тут мистику разводить, – вспылил Фогель и на нервной почве засунул в рот сразу две конфетки из коробочки, предусмотрительно заготовленной для стимуляции мозговой деятельности. – Нет у них интеллекта. И подлянки они сами подкидывать не умеют, если исправны. Всегда первична команда. Или программа. Первичен человек. В данном случае – негодяй.

– Что ты хочешь этим сказать?

– За последние две недели гостей не принимали. Я в сохраненную папку точно не залезал. Ты на роль диверсанта тоже не тянешь при всей своей природной хитрости и язвительности. Вывод один: меня взломали. Ко мне влез хакер. Вероятнее всего еще и антисемит. Хакер-антисемит.

– Ай, брось! Это твой вечный пунктик по жизни, – уколола Юлька. – Евреи в России уже почти никого не волнуют. Тем более хакеров.

– Юля, завязывай с демагогией, включаем телефон, я звоню Проничкину.

Фима не принадлежал к числу продвинутых пользователей компьютера. Хотя отношения с этим прибором у него сложились получше, чем с иными техническими устройствами и приспособлениями. Друг семьи, владелец фотоателье Леня Бошкер заслуженно обзывал его «патологическим гуманитарием». Любая техника, с которой Фима пытался иметь дело, тотчас утрачивала свои физические свойства и функции. Попытка самостоятельно починить в доме розетку могла запросто привести к отключению электричества во всем доме.

Но компьютер помогал зарабатывать на хлеб. Изредка даже с икрой – пусть и красной. Поэтому был найден сосед-программист Юра Проничкин. За скромный гонорар вечно нечесаный сорокалетний холостяк с отсутствующим взором компьютерного маньяка смирил профессиональную гордыню и научил азам. Фима терзал его идиотскими вопросами и бездарными ошибками, пока не освоил нужные клавиши и зоны. Дальше шел темный лес, куда Проничкин, трезво оценив способности ученика, посоветовал не лезть. Фима и не лез. Если что-то «замыкало», он звонил Проничкину и получал консультацию – поначалу на компьютерном сленге, на этом их «китайском» языке. После деликатного напоминания о том, с кем Юра имеет дело, тот снисходил до диктовки – что в какой последовательности нажимать и кликать. И все получалось. Для дикаря Фогеля Юра олицетворял «бога из машины».