— Нет, спасибо, — отказался Топорков.
— Ну, тогда — коньячку, — предложил Шапиро.
— Да, пожалуй, — согласился Валерий. Он любил хороший коньяк.
Шапиро встал с кресла и куда-то вышел. Через несколько минут он вернулся, неся в руках два глубоких бокала, на дне которых плескался густой темно-коричневый благородный напиток. Он подошел к Валерию и протянул ему тот бокал, что держал в правой руке. Затем, словно вспомнив что-то, произнес: "подождите минутку", посмотрел коньяк на свет и понюхал его.
— Ах, извините, я ошибся, — вежливо сказал он, — вот ваш бокал, — и протянул другой.
Валерию это показалось немного странным. Потом уже, спустя какое-то время, он часто вспоминал этот случай и упрекал себя: "Ну как же так! Провели, как мальчишку! Ведь я должен был обо всем догадаться!"
Но тогда он не догадался. Он поднес бокал к губам. В нос ударил крепкий запах аммиака. Валерий поморщился, но, не желая обидеть генерала, отхлебнул глоток. Фу-у-у! Ну и вкус! Будто бы он жует половую тряпку, которой убирают в общественном туалете. Вся гамма налицо, причем запах обязательной хлорки в этом букете — наиболее приятный.
— Ну что же вы? — спросил Шапиро. — Не нравится?
— Да нет, ничего, — с трудом выдавил из себя Валерий и заставил себя допить коньяк: залпом, иначе было нельзя.
Лучше бы он этого не делал. Голова мгновенно закружилась, перед глазами все поплыло, он выпустил бокал из слабеющих пальцев, и услышал — как бы издалека — тонкий звон разбитого стекла. Это был последний звук, который зафиксировало выключающееся сознание; звон стекла да еще зловещий смех генерала Шапиро.
"Измена!" — подумал Валерий и провалился в мягкое небытие.
* * *
Он парил в нирване, натыкаясь на посторонние предметы, тела и души умерших. Вдруг он увидел яркий свет. Валерий понял, что это — очень добрый свет. «Учитель!» — сказал он. «Это ты?» "Я", — ласково ответил Учитель. «Но ты же умер?» — удивился Валерий. «Нет», — рассмеялся Учитель. «Пока я жив в памяти народной, я не умер». «А я?» — забеспокоился Валерий. «Я умер?» «Нет,» — ответил Учитель. «Ты тоже не умер. Ты еще жив. Ты еще нужен. И Он», — он сказал это очень значительно и ткнул пальцем куда-то вверх: «пока не хочет забирать тебя к себе. Ты должен помочь этим несчастным людям, этой несчастной стране, спасти их от подлости, воровства и вероломства. Ты сможешь это сделать, я знаю. В тебе есть сила. У тебя чистые ноги, холодные руки и пустая голова. То есть, тьфу ты! Я не то хотел сказать. Я хотел сказать, что у тебя горячее сердце и холодная голова, поэтому и руки пустые. В общем, держи ноги в тепле. Это самое главное. А теперь — тебе пора. Пора возвращаться на землю. Ты еще должен выиграть свою Куликовскую битву. Прощай! Лети!» «Спасибо, Учитель!» — отозвался Топорков. «Но скажи, где здесь выход? Я что-то не могу найти.» «А!» — с досадой махнул рукой Учитель. «Памятью я стал слаб. Выстрелы в голову никому даром не проходят», — он повернулся боком, и Валерий увидел большую дырку в его голове. «Сейчас, я подпишу твой пропуск. Без пропуска отсюда не выйдешь. Здесь все, как у нас в главном здании, на Лубянке», — Учитель выхватил из воздуха какую-то бумажку и быстро что-то там черкнул. «На! Лети, голубь!»
Валерий взял пропуск, и свет в ту же секунду исчез. Он стал проваливаться в какую-то грязную трубу, полетел внутри нее — все быстрее и быстрее, и вот — вывалился и… очнулся.
* * *
Он открыл глаза и увидел, что сидит в кресле, очень похожем на то, которые обычно стоят в стоматологических кабинетах. Руки его были крепко привязаны к подлокотникам, а ноги — прикованы к полу. Полосы плотного бинта, пропущенные под мышками, туго притягивали его туловище к спинке кресла. Рядом с креслом стоял Шапиро.
— Здравствуйте, молодой человек! Рад вас видеть. Надеюсь, теперь вы будете разговорчивее. Я бы все-таки хотел узнать, какие цифры вам назвал Штопоров.
Валерий с презрением отвернулся от него. Он бы и плюнул — в харю врага — да во рту пересохло.
— Не хотите говорить? — вкрадчиво спросил Шапиро. — А ведь скажете. Все равно скажете, когда увидите, какие козыри у нас на руках, — он подкатил какой-то медицинский столик на колесиках — вроде того, на которых лежат инструменты во время хирургической операции. Столик был накрыт белой простыней, сплошь закапанной кровью. Шапиро движением фокусника ловко сдернул простыню, и Валерий увидел какие-то щипчики, иголочки, буравчики, сверла, пилочки, ножички, молоток и гвозди. Он похолодел, но виду не подал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу