Татьяна Бочарова - Черное облако души [litres]

Никите снилась мать. Она была совсем молодой, красивой, улыбалась и плела венок из одуванчиков. Пальцы ее были выпачканы в белом соке, она смеялась и манила его к себе.

– Иди сюда, Никитушка, иди, не бойся. Как же я соскучилась.

Он хотел пойти к ней, но ноги сковала страшная тяжесть. Никита кинул взгляд вниз и вздрогнул: вокруг его щиколоток обвилась толстая железная цепь.

– Ну что ты стоишь? – рассердилась мать и бросила венок. – Сколько тебя можно звать?

– Я не могу. – Он нагнулся и попытался распутать цепь, но не тут-то было. Та прочно сковала его ноги и не поддавалась. – Я не могу, – повторил он беспомощно.

– Как это ты и не можешь? – недоверчиво проговорила мать. – Ерунду несёшь.

Она нагнулась и принялась шарить в траве, пытаясь найти венок, но трава почему-то на глазах превратилась в ярко-желтый песок. Захотелось пить, так сильно, что у Никиты запершило в горле.

– Мама, – позвал он, но матери уже не было.

Вместо неё совсем рядом стояла Надя. Она была одета в какое-то бесформенное чёрное платье. В глазах тоска.

– Предал ты меня, Никитка, – сказала она, и голос ее дрожал. – Предал. И все из-за этой рыжей девчонки. Кто она тебе? Думаешь, внучка? Как бы не так.

– Надя, прости, – прошептал Никита и резко рванулся, но цепь не пускала.

– Ты теперь навсегда будешь прикованный, – печально проговорила Надежда Сергеевна. – Она вовсе не Влада, разве ты не видишь?

– Как не Влада? Что ты, Надюша. – Никита вытер со лба выступивший пот. – Просто она другая. Не такая, какую мы знали. Так бывает, люди не сразу раскрываются.

– Ты слеп, Никитка. – Надежда Сергеевна покачала головой. – Всякий, кто сильно любит, слеп. Вот и я была слепой, любила тебя, а ты мне изменял с какой-то Машей. – Она пошла от него по песку, не оставляя следов.

Никита молча и тяжело дыша смотрел ей в след.

– Надя!

Она обернулась, поправила завитые в локоны волосы.

– А ведь она не любит конфеты. Не любит «Ласточку».

– Какую «Ласточку»? – пробормотал Никита и проснулся.

Из-за пыльных штор в горницу светило солнце. Никита с трудом сел в кровати и огляделся. Шоколад мирно дремал рядом на коврике. Влада посапывала в своей постели. Что за чертовщина ему приснилась? Очевидно, все смешалось: его мысли о вине перед Надей, о том, что Влада изменилась. А мать-то при чем? Никита вспомнил, что покойники снятся к перемене погоды. Он глянул в телефон – шесть без малого. В Москве он так рано не вставал, однако спать больше не хотелось. Никита потихоньку слез с кровати, оделся и вышел на улицу. Следом выскочил проснувшийся Шоколад.

За ночь действительно потеплело. Несмотря на ранний час ощутимо припекало солнце. Никита с интересом оглядывал двор – вчера не успел в суете и заботах. Возле ограды росли три большие яблони, все уже в розовых бутонах, готовые к цветению. Рядом с ними примостились кусты смородины и крыжовника. У колодца, точно красная девица, тосковала одинокая тоненькая рябинка, под ней стояла деревянная лавочка с облупившейся краской. Никита присел на неё и с наслаждением вдохнул свежий, наполненный ароматом зелени воздух. Отчего ему здесь так хорошо? Даже на своей шикарной, благоустроенной даче он не чувствовал себя так спокойно и умиротворенно. Неужели оттого, что рядом Влада? Он представил себе ее лицо, пламенеющие во сне щеки, длинные, опущенные ресницы, и губы его невольно дрогнули в улыбке. Надо идти готовить завтрак, скоро она проснётся. Он оставил Шоколада резвиться во дворе, а сам пошёл в дом и занялся приготовлением геркулесовой каши.

Работа спорилась в его руках. Молоко весело булькало на плитке, на печке закипал чайник. Никита нарезал бутерброды с колбасой, разложил их на тарелке. Он и не думал никогда, что так приятно готовить для кого-то – всегда старались для него. Никита кинул в готовую кашу большой кусок масла и с удовлетворением дождался, когда он начнёт оплывать ровными, жёлтыми кругами. Поставил на стол чайник и чашки, насыпал в вазочку печенье и конфеты.

– Как вкусно пахнет, – раздался из постели голос Влады. – Дед, ты просто прирожденный повар. Ты всю жизнь так готовил?

– Нет, только теперь начал, – смущенно пробурчал Никита. – Проснулась?

– Ага.

– Давай быстренько за стол, всё стынет.

На этот раз Владу не нужно было просить дважды. Она вскочила, умылась под рукомойником и с аппетитом принялась за кашу.

– Добавки хочешь? – спросил ее Никита, когда тарелка опустела.

– Хочу.

Он положил ей ещё.