Виктор Татаринов - Без права на ошибку

— Митька! — воскликнул незнакомец. — Тут отец святой, глянь-ка сам!

Подошел к кошевке и второй. Потребовал строго:

— Документы!

Иероним достал из кармана бумагу от синода и подал Митьке. Прочитав, тот сказал:

— Следуйте с нами! — Он ухмыльнулся и не без ехидства добавил: — Дальше поедете в нашей карете.

Смешанное чувство тревоги и радости охватило Иеронима. Поначалу он подумал, что действительно напоролись на бандитов, но теперь уже не оставалось ни малейших сомнений, что это — ребята из ЧК. Их он не знал, кажется, никогда не видел, а вот лошади — из их комендантского взвода. И сани на рессорах…

Высокий приказал кучеру-монаху:

— А вы, батюшка, святой отец или как там вас, поворачивайте оглобли восвояси. Об этом московском попе мы теперь позаботимся сами.

Обрадованный монах — только того и ждал! — развернулся и погнал лошадей во всю прыть в свою обитель.

…Выйдя из Здания ЧК, Иероним направился сразу к Михайловскому собору, колокольным звоном зазывавшему прихожан к вечерне. Нужно было исправлять допущенный им промах, развеять сомнения дочери епископа, если они появились, в подлинности духовного звания Иеронима. А вдруг она поделится ими со своим отцом? За этот тревожный факт крепко досталось от Горбунова новоиспеченному протоиерею.

Начальник особое внимание обратил на Удалого — опытного, хитрого, коварного врага, знающего жизнь и людей. И был еще пока неведомый хозяин — фрукт, судя по всему, позаковыристее Удалого. Чтобы подобраться к нему, потребуется двойная осторожность, выдержка, такт, сообразительность.

…На Базарной улице было многолюдно и шумно, беспорядочно сновали и куда-то торопились люди. Извозчики на разукрашенных кошевках с росписной сбруей, с вплетенными в гривы лошадей разноцветными лентами наперебой, один громче и зазывнее другого, предлагали свои услуги прохожим. Два чумазых паренька продавали газеты, громко выкрикивая: «Новости! Есть новости! Есть важные сообщения! Поймали шайку конокрадов! Есть обращение чекистов к рабочим!» Иероним купил газету и чуть ускорил шаг. Снег под его валенками хрустел тонко и тревожно.

Как и предвиделось, епископ встретил его настороженно, холодно и неприветливо. Сдержанно поклонившись, вероятно, мучаясь в догадках, он смотрел куда-то поверх головы Иеронима, избегая прямого взгляда. О случившемся ему уже было известно, и Егорий недоумевал, почему протоиерея так быстро отпустили из ЧК? С какой целью задерживали? Нет ли тут какого подвоха?

Но и протоиерей не скрыл недовольства такой встречей, отчужденно и сухо спросил:

— Да вы, владыко, смотрю, не рады моему возвращению?

— Да уж какая радость… — От прямого вопроса епископ стал еще мрачнее. — Весьма и весьма поражен, как вам удалось… Из железных-то когтей иродов?..

— Это вы о чем?

— О том. Такие, как мы, оттуда редко возвращаются, — сказал Егорий с недобрым прищуром.

— С моим-то документом? Да бог с вам, владыко!

— Вот-вот, не долгонько ли его изучали? Не вкупе ли со сведениями о церковных ценностях?

— Вправе бы и обидеться, но радеете вы об общем деле, а потому признаю, что этот вопрос действительно по существу, — миролюбиво согласился Иероним. — Чист я перед совестью и перед церковью русской. Просто ретивые охранники Советов, должно быть, без своего самого главного начальника не посмели принимать решение. Вот и искали его по всей округе. Возмутился ваш покорный слуга, протест объявил, только тогда и вызвал он к себе. По какому такому праву, спрашиваю его, на каком основании я арестован? А начальник мне отвечает, что меня никто и не арестовывал, просто, оказывается, пригласили разобраться. Донос, сказали, поступил из монастыря от Гермогена на меня, как на подозрительную личность.

— Только не от него, нет-нет. Да чего же вы стоите! — епископ пододвинул кресло. — В такое время приходится быть осторожным и очень осмотрительным. Порою не только другим, а и себе не доверяешь…

В алтаре было жарко натоплено. Иероним расстегнул пальто и направился к креслу. На груди блеснул крест.

— Чудеса господни! — воскликнул Егорий. — Да у вас даже и крест не реквизировали? А ведь в нем фунт серебра.

— Все оставили при мне, я — личность неприкосновенная, имею дело с церковными ценностями, а паче того, творю угодное большевикам деяние: выявляю возможность помощи голодающим от нашей церкви… Не так ли по бумаге-то?

Они оба понимающе улыбнулись.

— А в лесу-то, поди, испугались разбойников? — спросил епископ.