Виктор Татаринов - Без права на ошибку

— Как вы мыслите это на деле? — спросил Иероним, прерывая многословие епископа, довольный, что вызвал того на откровенность. Тактику он избрал верную: меньше говорить и больше слушать. — Полагаю, не сидите сложа руки, а проявляете деяния?

— Так оно, так оно, — повторил Егорий, избегая прямого ответа.

«Да уж — осторожен», — неприязненно подумал Иероним, но уступать не собирался:

— А пооткровеннее нельзя ли? Сами понимаете, мною движет отнюдь не праздное любопытство.

— Понимаю, понимаю. Когда, к примеру, нам стало известно, что большевики вознамерились изымать ценности, то мы с дьяконом собрали кресты золотые, подносы, прочую особо ценную утварь и захоронили в тайнике.

— Надежно ли? Чекисты поднаторели в розысках ценностей, учтите.

— Учли, учли. Так сокрыли, что не донюхаются. Не найдут.

— Добро, ежели так. А как в остальных приходах восприняли реквизицию?

— Чего не ведаю, того не ведаю. К каждому в душу не войдешь. Да и опасаюсь.

— М-да, — Иероним, немного помолчав, сказал: — В одиночку, владыко, нам не одолеть ворога, надо вкупе действовать. Вот есть, к примеру, организация максималистов… Не слыхивали?

Егорий оживился:

— Было, было… Правда ли, будто руководствует ими некий Кокоулин?

— Истинно так!

— Давно ищу связи с его людьми. Ничего бы не пожалел для него, крест с себя снял бы — нате, соблаговолите осчастливить, господин Кокоулин, все отдам на молитвенную помощь!

— Считайте, что вам уже такое счастье улыбнулось. — Иероним достал из внутреннего кармана второй документ, удостоверяющий его принадлежность к максималистам, и протянул епископу.

Как и ожидалось, документ произвел должное воздействие.

— Вот уж воистину — чудо! — Егорий молодо сверкнул глазами. — Сам всевышний сниспослал мне такую встречу! До нас, до глухой провинции, все доходит крайне медленно, и, если не ваша помощь, неведомо когда мы и созреем для решительной борьбы, а вот с вашей и божеской помощью… Мы будем помогать вам до последнего вздоха. Вот и дал бог счастье встретиться с желанным вестником! Паства, одурманенная большевиками, блуждает в потемках, как стадо овец, без пастыря. Мы пока очень мало делаем существенного, только словесную войну ведем с иродами, хотя она и приносит некоторые зримые плоды. Недавно в Вожгурезьский монастырь пришли члены волостного исполкома, чтобы описать ценности. Раздался набат, верующие сбежались со всей округи и отстояли святыню, не то, что золота или серебра — ни одного подсвечника не выдали большевикам. Те еле ноги унесли. Каждый приход по-своему противится Советам. Пора бы уж и всем миром подняться…

Иероним внимательно вслушивался в многословную речь возбужденного Егория. Были моменты, когда тот казался более похожим не на священнослужителя, а на завзятого террориста, жаждущего крови и мщения.

Епископ не был обделен ни здоровьем, ни силой, ни статностью. Длинные вьющиеся черные, что вороново крыло, волосы, такая же борода с еле заметной сединой — могли ввести в заблуждение относительно возраста епископа и никак не подходили для пятидесятилетнего мужчины.

Спохватившись, что слишком много говорит, Егорий стал торопливо застегивать шубу на лисьем меху:

— Прошу вас пожаловать ко мне, в мое убогое пристанище. Там и договорим, нам никто не помешает.

Он трижды повернул ключ в замке алтаря. В полумраке храма от противоположной стены отделилась стройная фигура девушки:

— Папа, а мы уж заждались тебя: заутренняя служба давно окончилась, а тебя все нет и нет…

— Ко мне гость пожаловал, Мария.

Девушка мельком взглянула на Иеронима и сделала легкий, привычный поклон, усвоенный еще в гимназии.

— Иди домой, дочка, и скажи матушке, чтобы готовила нам обед, ну, и…

Егорий, извинившись, отвел дочь в сторону и дал еще какой-то наказ, который Иероним не расслышал. В присутствии девушки он смутился, ему стало неловко за свой неприглядный вид, за старую шинель, стоптанные яловые сапоги. «Хорош гость, нечего сказать!.. То, что объяснимо епископу, может для его дочери стать просто непонятным: в таком наряде в гости к высокому духовному чину не ходят, разве что за милостыней».

Мария бесшумно вышла из храма.

Иероним настоял, чтобы к дому епископа они следовали поодаль один от другого. Во двор поповского особняка вошел не сразу, а подождав, пока не стало прохожих.

В прихожей Егорий сразу заговорил об одежде Иеронима:

— А не сменить ли вам, достопочтенный московский гость, одеяние? Шинель, может, и спасла от излишнего любопытства к вам в дороге, но здесь в ней вас ни в одном приходе не признают за церковнослужителя.