Елена Арсеньева - Коварные алмазы Екатерины Великой

– Почему вы так уверены?

– Потому что я его мать.

Сказать, что Илларионов вытаращил глаза, – значит, ничего не сказать.

– Вы его что, в шестнадцать лет родили?

«Ага, и еще не забудь, что у меня в последнее время нервы на пределе, что я почти не спала сегодня и практически не накрашена! Видел бы ты меня в лучшие минуты – решил бы, что я его родила в начальной школе!»

Эмма в очередной раз проглотила неуместный смешок. Как бы ими не подавиться, однако.

– Оставьте эти глупости, – сердито сказала она. – Берите меня под руку, ну!

– Авек плезир, – пробормотал Илларионов. – И еще какой плезир, вы себе не можете представить [5]!

С этими словами он подхватил ее под локоток и повел к выходу из салона, не удостоив Хьюртебрайза даже прощального взгляда.

Пусть неудачник плачет!

– Какие дивные духи, – пробормотал Илларионов, выпуская ее руку и приобнимая за плечи. Эмма чувствовала его дыхание на своем виске. – Это что? Какая-нибудь новая фишка от Нины Риччи? От бессмертного Сен-Лорана? От Диора? «Шанель»? Что-то ужасно знакомое!

– Нет, это всего лишь «Барбери».

Бог ты мой, о чем они говорят в такую минуту? Конечно, самообладание у Илларионова поразительное. Да и вообще какой мужик, какой противник! Каким он мог бы быть другом! Безумно жаль, что план бедняжки Фанни, придуманный под влиянием дурацких фильмов, не может быть осуществлен.

– «Барбери»? Какое совпадение! – восхитился Илларионов. – Всегда пользовался «Барбери брютом» и только в последнее время под влиянием одной особы сменил марку. А зря! Пожалуй, надо к ним вернуться.

«Барбери брют» так нравится Роману.

Они вышли в устланный коврами длинный проход между стендами. Черная фигура мелькнула сбоку, исчезла в очередной выгородке, снова появилась, снова исчезла…

– Я начинаю вам верить, – пробормотал Илларионов. – И даже, честное слово, уже боюсь этого фанатика. Ах да, пардон, я забыл, что он ваш сын. Кстати, вы уверены, что он не подкидыш, что в роддоме не перепутали ребенка? Между вами нет ничего общего. Честное слово, мы с вами похожи гораздо больше. Может, вы сдадите этого трудного подростка в какой-нибудь приют и усыновите лучше меня, если уж вам непременно нужно испытывать к кому-нибудь материнские чувства?

Эмма споткнулась.

Кажется, Фанни была права, он и в самом деле псих. Везет ей на психов: Константинов, теперь этот. А впрочем, Фанни права и в другом: нынче редкость человек нормальный, все мы психи, каждый в своем роде, но общая статистика от этого не меняется.

С каждым шагом Илларионов обнимал Эмму все крепче. Теперь она шла впереди и при ходьбе касалась бедром чего-то твердого, выпуклого. Ох ты боже мой…

Фанни еще раз права, это натуральный маньяк!

– Так я чувствую себя более защищенным, – невинно пояснил Илларионов, почувствовав, как напряглась Эмма. – Чем ближе я к вам, тем меньше шансов, что ваш сынуля начнет в меня палить.

Они вышли из павильона. Солнце несколько померкло, и жаворонок умолк, но запах сена сделался еще свежее, еще слаще, еще сильнее перехватывало от него горло – куда там всяким «Барбери».

– Чертовски хорошо, – прошептал Илларионов, стиснув плечи Эммы как бы в порыве восторга. – Просто сказка, верно?

Она попыталась вырваться.

– Все, дальше вы пойдете один. Я останусь здесь и задержу его, если он попытается выйти из павильона. Как можно скорее добирайтесь до машины и уезжайте!

Илларионов, такое ощущение, и не собирался ее выпускать и продолжал вести перед собой, теперь уже прямо по зеленой, невероятно зеленой, ухоженной траве ипподрома.

– Мне больно, пустите!

– Ничего страшного, – хладнокровно процедил он. – И лучше не дергайтесь, а то будет еще больнее. Вы поедете со мной. Спокойно! Мой пистолет ближе, чем пукалка вашего сына. – И снова в бедро Эммы уперлось что-то твердое и вы– пуклое.

Так это всего-навсего пистолет?

Она обернулась через плечо.

Черная фигура вырвалась из дверей и теперь бежала по полю, приближаясь к ним.

– Скорей! – крикнула Эмма, и Илларионов, мгновенно сообразив, в чем дело, рванул бегом, перехватил ее за руку и потащил за собой.

Серебристый тихий зверь «Порше». Пискнула сигнализация, дверь открылась, Илларионов втолкнул Эмму в салон, обежал машину, вскочил сам. Она толкнула свою дверцу, но замок оказался заблокирован. И мотор уже работал!

Автомобиль развернулся, помчался вперед. Эмма ловила в заднем стекле скачущую картинку. Черная фигура бежала по полю, вытягивая руку, которая казалась слишком длинной из-за черного предмета, который сжимали пальцы.