Елена Арсеньева - Коварные алмазы Екатерины Великой

С этой тягостной мыслью она прилегла «еще на минуточку» и только каким-то чудом открыла глаза в час дня. На сборы и моральную подготовку оставалось всего ничего.

Эмма всегда с удовольствием ловила свое отражение в зеркальных витринах, благо в Париже почти все витрины зеркальные (вот благодать-то, а?), но сегодня, пока спешила в метро, старалась в них не заглядывать. Только под голубым небом Лонгшамп, только под пение жаворонка она избавилась, наконец, от страха перед будущим.

Как будет, так и будет. Или кривая вывезет, или…

Или все останутся при своих.

Эмма купила билет (тринадцать евро!) и подошла к рецепсьон, где ей вручили каталог. Нашла в перечне стенд 406. В самом деле: экспонаты из салона Доминика Хьюртебрайза, подробные сведения о каждой картине. Эмма прочла все до последнего слова, но не обнаружила ни единого упоминания о голландцах.

Очень интересно! А что, если обезумевшая от любви Фанни что-то напутала? Смешно будет, если Илларионов здесь вообще не появится.

Эмма медленно шла между стендами. Около витрины с ювелирными украшениями (сапфиры, изумруды, бриллианты) приостановилась. Ох, как же эти сверкающие камушки могут изменить судьбу и превратить любого в безжалостное чудовище! Нет, не осколок кривого зеркала вонзился в глаз мальчика Кая – это был бриллиант, и он заставил его иначе увидеть мир, стал повелевать его волей и в конце концов даже сердце его сделал холодным, сверкающим, твердым, как бриллиант. И острым, режущим, как его грани…

Роскошная выставка. Такие богатства! Мебель, картины, скульптура, достойная музеев, и все подлинное, все живет столетиями. Да, это вам не Россия, разграбленная, разоренная своими и чужими ворами, своими еще безжалостней, чем чужими…

Она прошла мимо пустого ресторанного зала с высоченными окнами, выходящими на скаковое поле. И снова стенды, стенды, роскошные вещи вокруг. Такое ощущение, что оказалась во дворце.

Но народу – раз-два – и обчелся. Маловато зрителей для публичного скандала, задуманного Фанни! Впрочем, ее дурацкий план давно в корзине, а вот для плана Эммы чем меньше свидетелей, тем лучше.

Так, табличка «406». Стенд выгорожен ломаным четырехугольником, картины снаружи, картины внутри, из-за стены доносятся мужские голоса. Значит, Эмме именно туда.

Она оглянулась – напротив мелькнула стройная фигура в черном. Секьюрити или?.. Что-то знакомое почудилось Эмме. Или не почудилось?

Она зашла за перегородку.

Так, вот и он. Напрасно она волновалась, что Фанни все напутала. Андрей Валентинович Илларионов собственной персоной – такой же, каким Эмма запомнила в ту первую встречу в нижнем зале д’Орсе. Лощеный, уверенный в себе, источающий невероятную, просто-таки юношескую энергию. И сексуальный. Забавное ощущение – почему это вдруг почудилось, что с той самой первой встречи Эмма мечтала оказаться с ним в постели?

Есть во всем этом нечто роковое, нечто шекспировское, не побоимся этого слова!

И немедленно Эмма вспомнила свое лицо, каким оно отразилось в зеркале над раковиной.

Забудь об этом, и как можно скорее. Что бы там ни плела бедненькая пьяненькая Фанни насчет Эдипова комплекса, на такую мымру, как ты сегодня, этот плейбой даже не взглянет. И ладно, твое дело – завоевать его доверие. А постель, это уж как повезет. И вообще, постель – не главное в жизни.

«Да-а? Стареешь! С каких это пор постель перестала быть для тебя главным?» «С тех самых!» – огрызнулась Эмма и приблизилась к Илларионову еще на шажок.

Приятный мужчина, просто картинка. Нравились Эмме по-настоящему ухоженные мужики, всю жизнь нравились. К вельветовым джинсам, рубашке, шейному платку и твидовому пиджаку никаких претензий. На плечах, разумеется, никакого мусора, который нуждается в постоянном применении «Head and shoulders» или простого русского майонеза «Провансаль», к слову, куда более радикального и действенного средства от перхоти, чем все на свете шампуни. Ни с того ни с сего Эмма представила Илларионова с головой, обмазанной майонезом «Провансаль» и покрытой полиэтиленовым пакетом (ходить час, потом смыть теплой водой с хорошим шампунем, как правило, перхоть исчезает после первого сеанса, но если ситуация запущена, следует повторить), и тихо кашлянула, чтобы скрыть дурацкий смешок.

Не о том думаешь!

Рядом с Илларионовым обозначился долговязый тощий дяденька с гладко причесанной, блестящей головой на длинноватой шее. Аристократический профиль, холодный взгляд из-под припухших век. Легкая надменная улыбка. Видимо, это и есть антиквар Доминик Хьюртебрайз. Не слишком похож на продавца, во что бы то ни стало желающего продать товар.