Анна Зимова - Институт благородных убийц

Лера обернулась и посмотрела на меня как-то отстраненно. Была вполне спокойна.

— Что происходит?

— Барахло свое обираю.

— Куда ты собралась?

— Алла пустит меня переночевать.

— Не знал, что вы так близки.

— Уже знаешь.

Пытки мои пытки, сколько вас еще припасено для меня?

— Да ладно тебе, Лера. Ничего нового мама не сказала.

Я смотрел в Лерино затвердевшее какое-то лицо и чувствовал острую неловкость. Она молчала, глядя поверх моей головы. Наконец, спросила:

— Сева, ты знаешь, что я поехала в Петербург только ради тебя? За тобой.

Голос тихий, нейтральный.

— Я тебя спросила, — повторила она, поскольку я молчал, — в курсе ли ты, что я приехала сюда ради тебя?

— Знаю. Почему ты спрашиваешь?

— Раз ты знаешь, то должен понимать. Почему ты позволяешь ей так со мной обращаться?

— Ты прости, мама погорячилась. Она и сама это признает.

— Она так ведет себя, потому что ты ей это позволяешь. Мне некуда податься, я бесправная, и потому считаться со мной не обязательно. Можно шпынять, можно выгнать, так?

— Лера, а сколько мне можно ходить за тобой, как за маленькой девочкой? Сколько тебе нужно времени, чтобы почувствовать себя взрослой? Я не могу идти постоянно позади тебя с палкой и разгонять всех, кто тебя обидел. Почему всю ответственность за твои с матерью отношения я должен брать на себя?

— Ах, на тебе, значит, вся ответственность? Вообще-то, мое положение хуже твоего. Вот мы поругались, а должна уйти — я. А я здесь ради тебя, Сева. Только ради тебя. И если ты меня гонишь, зачем вообще… все это.

— Я тебя не гоню.

— Нет, гонишь. Когда она меня гонит и ты не вступаешься — значит, и ты меня гонишь. Ты ей молчаливо потворствуешь. И тем самым меня предаешь. А она чувствует это и творит что хочет.

— То, что ты говоришь, не очень-то справедливо.

— Справедливо. Я с тобой безо всяких условий. Я на все ради тебя согласна. Принимаю тебя таким, какой ты есть. Ни о чем не прошу. А у тебя слишком много ко мне условий. Я должна найти работу, чтобы тебе нравиться. Должна похудеть, чтобы тебе нравиться. Мне нужно вести себя определенным образом, чтобы тебе нравиться.

— Не вижу в этом ничего криминального.

— Ты хочешь, чтобы я соответствовала каким-то твоим представлениям. А самое обидное, Сева, это то, что я должна тебе что-то доказывать, а ты мне нравишься просто так. И кроме тебя, мне никто не нужен.

— Ты пытаешься обвинить меня в том, что любишь меня сильнее, чем я тебя?

— Грубо говоря, да. Но на самом деле я тебя не виню. Я сама в этом виновата.

— Будь хоть ты выше этого.

— Выше чего? Твоей матери? Сева, вы меня скоро просто сожрете.

— Я все понял. И мама действительно раскаивается.

— Может, ты уже не хочешь жить со мной в этой чертовой квартире? А я все жду чего-то, как дура? Скажи, ты хочешь вообще быть со мной? Или пытаешься от меня избавиться?

— Лера, что за глупости.

— Я готова смириться с плохим отношением ко мне твоей мамы. Но мне нужно знать — как ты относишься ко мне. Хочешь ли ты быть со мной?

— Дурацкий вопрос.

— Он не дурацкий, Сева. Я поставила все на одну карту, понимаешь? Всю жизнь. Ничего не приберегла на черный день. Мне приехать обратно в Муром — значит больше не жить. Родители заклюют. Люди станут пальцем показывать. Здесь, если ты меня бросишь, мне тоже больше делать нечего. Ни прописки, ни знакомых, ничего.

— Прекрати драматизировать. Не так уж много осталось терпеть, поверь мне.

— Я знаю. — Она посмотрела мне в глаза. — Но стоит ли?..

Она оглядела комнату в поисках забытых вещей:

— Я буду у Аллы сутки. Если за это время ты твердо решишь, что хочешь быть со мной , — дай знать.

— Ой, а если не решит, то что? — в дверях появилась мать.

— Тогда — все.

— Сына, да пусть идет, если хочет. Скатертью дорога, замечание уже сделать нельзя… Не хочет мириться, и не надо.

— Ма! Хоть сейчас помолчи!

Хлопнула дверь. Лера ушла. В этот вечер, позвонив ей раз десять, я сделал то, на что раньше был совершенно не способен — плюнул на все, лег в кровать и решил — буду спать, пропади они все пропадом. Голова болела нестерпимо, из виска стало стрелять в центр черепной коробки, как будто кто-то осторожно потыкивал в мозг через ухо спицей. Стоило смежить веки, как из темноты сразу же налетали сотни мелких огненных вихрей. Смотреть на них было болезненно, приходилось снова открывать глаза. Хотел подумать о том, где Лера, — не получалось. В голове пульсировали какие-то пунктирные мысли, ни одна из которых не имела отношения к произошедшему сегодня. Мать заглянула, предложила поесть. Я жестом попросил ее удалиться. Не помню, как уснул.