Сергей Байбородин - Стрела Амура

— Да ладно, Иваныч, не заворачивайся, ну хочешь, я ему скажу?

Кожин с Родиным немного опоздали. Планёрка уже началась. Докладывал Пряхин и, как было видно, без особого энтузиазма. Ещё бы! Дело, при всей его очевидности, не сдвинулось с места. Старовский не раскололся, у Гусева было алиби. Обыски по месту жительства ничего не дали. В общем, причин для веселья было мало. Саенко обратил внимание на вошедших и недовольно пробурчал:

— Вас где черти носят!?

— К покойнику в гости ездили, — собравшись с духом, ответил Кожин.

— Ну и как он? Не ожил?

— Тут такое дело, Владимир Викторович, — неуверенно начал Кожин, — получается, что ожил. Вон он, в соседнем кабинете сидит.

— Кожин, ты что, накатил, что ли? Я же предупреждал — ни грамма! Чё ты мне тут несёшь? Кто ожил? Второй всадник без головы по городу ходит?

В это время в кабинет вошёл разыскник Юра Мурин, держа в руке заключение экспертизы.

— Владимир Викторович, не хочу вас расстраивать, но пальцы трупа принадлежат не Рябченко, более того, в нашей картотеке их вообще нет. Это однозначно, что убитый был более-менее законопослушным гражданином и в поле зрения правоохранительных органов не попадал, не относился он и к госслужащим, иначе пальцы его в картотеке всё равно были бы. — В кабинете воцарилась гробовая тишина. Гамма чувств пробежала по лицу Саенко, он переводил взгляд с одного оперативника на другого. Потом остановил взгляд на Пряхине и поинтересовался:

— Так, кто выдвинул версию, что убитый Рябченко? — причём сказал это таким тоном, как будто его обманули самым гнусным образом.

— Владимир Викторович, так все были уверены, что это Рябченко, вон и Хулиган его опознал.

— Да нет, Пряхин, не все, вон Родин с самого начала утверждал, что это не он, видишь, стоит, ухмыляется, рожа довольная. Ну что злорадствуешь… Родин, всем нос утёр?

— Да не злорадствую я, шеф, просто если бы ко мне прислушались, не потратили бы весь день впустую. Можно было хотя бы личность убитого установить. Убийство-то резонансное, теперь будут все кому не лень и в хвост и в гриву.

— Да молчи уже! А то я не знаю, давай лучше свою версию.

— Можно сделать вывод, что убийца — дерзкий, смелый, решительный человек. Тело он утащил за школу не для того чтоб его спрятать, иначе бы он его в мусорку закинул и хламом привалил, а для того чтоб завершить свой умысел, то есть голову отрезать. Уверен, что этот фокус с головой он придумал ещё до убийства. Мотив может быть любой — долги, личные счёты, ревность, но цель одна — устрашение, а следовательно, обязательно есть человек, кому такая демонстрация силы предназначалась. Найдём его и найдём убийцу.

— А как с отрезанной кистью и ухом быть? Это для чего?

— Цинично, конечно, звучит, но, думаю, убийца себе что-то вроде сувенира сделал. Когда найдём его, вполне возможно, что кисть с ухом где-нибудь в морозильной камере окажутся.

— Что ж, — толково резюмировал Саенко, — значит так, Мурин, проверишь всех потеряшек за последние три дня и у нас, и в соседней области, каждое новое обращение о без вести пропавших лично проверяй. Николай Викторович, бери своих орлов и обрабатывайте детально каждого жильца 17 дома и соседние обойдите. Пряхин с Сазоновой, садитесь, заводите ОПД, чтоб к завтрашнему дню утру всё было сделано. Сбор завтра в 9:00, и ещё раз предупреждаю насчёт горячительных напитков!

Распустив оперативников, Саенко замкнул кабинет и направился к выходу, видимо, несмотря на испорченное напрочь настроение, решил во что бы то ни стало реализовать свои планы относительно баньки с шашлыками. По пути он зашёл в кабинет, который опера использовали под временный склад вещдоков. Для чего — было вполне понятно: там всегда хранились подпольные водка, коньяк, виски и многое другое, которые как-то оперативники — умышленно или нет — забывали оформить официально, а следовательно, и отчитываться необходимости не было. Ключи от кабинета хранились только у Саенко, но опера не были бы операми, если б не предусмотрели страховочный вариант и регулярно пользовали оказавшийся под боком «винный магазинчик».

Буквально через пару минут из кабинета вырвался даже не трёх-, а семиэтажный мат Саенко.

— Твою мать! Вы что, выжрали тридцать коробок водки, её же две недели назад изъяли, как вы не сгорели, засранцы!

Ответом была полная тишина, опера предусмотрительно ретировались по пожарной лестнице. Надо сказать, оперативники не единолично пользовались такой благодатью, по негласному соглашению в кабинет были вхожи следаки и эксперты. Первые оформляли акты на уничтожение, а вторые проводили исследования, чтоб не дай бог не отравиться, если пойло окажется палёным. Нужно сказать, брали предусмотрительно только водку. Коньяк оставляли начальству.