Ирина Лобусова - Гранатовый дом

В ряде случаев узники после освобождения замечали у себя ранее отсутствовавшие психические симптомы невротического круга: чувство усталости, ухудшение концентрации внимания, возбудимость, вегетативные нарушения, раздражительность, ночные кошмары, временные состояния деперсонализации, острое чувство тоски. Аналогичные состояния деперсонализации наблюдались и у освобожденных узников сталинских лагерей.

На базе СПБ часто организовывались специальные лаборатории, проводившие исследования медикаментов для психиатрии. Так, еще в 1930-е годы был организован целый ряд лабораторий, целью которых было разработка и исследование особых медикаментозных средств, притуплявших самоконтроль за высказываниями у лиц, находившихся на экспертизе.

Особое исследование уделялось изучению препаратов, способных вызывать симптомы вялотекущей шизофрении и провоцировать развитие психических заболеваний, свойственную им симптоматику.

Медицинские эксперименты проводились на заключенных, попавших в психиатрические больницы по самым тяжелым уголовным статьям или за самые тяжелые «антисоветские и антисоциальные» проступки. Информация о таких лабораториях содержалась в глубокой государственной тайне.

Экспертные заключения диктовались, как правило, интересами следствия и с годами становились все менее объективными и доказательными. При этом в зависимости от воли «заказчика работ» преобладали то медицинский, то юридический край вменяемости, часто без попытки свести их воедино.

Этот самый страшный Институт судебной психиатрии имени профессора Сербского был организован на базе бывшего полицейского приемника в 1923 году и находился сначала в ведении органов юстиции и внутренних дел, а потом — Минздрава СССР. Из научно-исследовательского учреждения, изучавшего проблемы судебно-психиатрической экспертизы и комплексов связанных с нею вопросов — вменяемости, дееспособности, он к середине 1930-х годов, то есть к периоду создания исполнительных органов для психиатрических репрессий, превратился в монопольный бесконтрольный орган, проводивший судебно-психиатрическую экспертизу по всем наиболее важным делам, разумеется, прежде всего связанным с так называемой контрреволюционной деятельностью. Такой монопольный орган, изолированный от других медицинских психиатрических учреждений завесой особой секретности, стал послушным орудием в руках следствия и государственной безопасности, выполняя их политические заказы. Этому способствовала Инструкция НКЮ СССР, Наркомздрава СССР, НКВД СССР и Прокуратуры СССР от 17 февраля 1940 года, в соответствии с которой «методическое и научное руководство судебно-психиатрической экспертизой осуществляется Наркомздравом СССР через Научно-исследовательский институт судебной психиатрии им. проф. Сербского (ст. 2)». В соответствии со статьей 4 этой инструкции «при судебно-психиатрическом освидетельствовании лиц, направленных на экспертизу органами НКВД (и милиции), разрешается участие врача Санотдела НКВД, а также представителя органа, ведущего следствие». Участие представителя интересов подэкспертного и его адвоката предусмотрено не были.

Сотрудники особенно секретного отдела Института им. Сербского, проводившего экспертизу по уголовным делам, связанным с государственной безопасностью, вовлекались в следственные мероприятия. Так, в институте широко практиковался метод «кофеин-барбитурового растормаживания», когда подэкспертные, находившиеся в состоянии заторможенности и отказывавшиеся говорить, становились разговорчивыми и в состоянии лекарственного опьянения давали те или иные показания, использовавшиеся в ходе следствия. Более того, в 1930-е годы в институте была организована специальная лаборатория, целью которой была разработка особых медикаментозных средств, притупляющих самоконтроль за высказываниями у лиц, находившихся на экспертизе.

После XX съезда КПСС, осудившего культ личности Сталина и связанные с ним массовые репрессии, у руководства СССР возникла необходимость в обуздании все большего числа лиц, выступавших открыто против различного рода злоупотреблений власти, отсутствия в стране демократических институтов. Многих из таких «инакомыслящих» нельзя было допускать в судебные заседания по различным причинам, в том числе и в связи с отсутствием в подобной критике состава преступления, а также очевидностью их высказываний. Но поскольку «железный занавес» был приоткрыт и это постоянно подпитывало доморощенную волну антисоветских высказываний и выступлений, появилась новая потребность в психиатрической «тихой» внесудебной расправе с такого рода «критиканами», тем более что Н. С. Хрущев говорил о том, что только душевнобольные могут быть несогласны со светлыми перспективами строительства коммунизма. У судебных психиатров, направление которым задавал по-прежнему Институт имени Сербского, появился новый социальный заказ. Угольку в жар подбросили Руденко и Серов накануне проведения в Москве Всемирного фестиваля молодежи и студентов.