Ирина Лобусова - Гранатовый дом

Одним из морально-психологических стрессоров для заключенных специальных психиатрических больниц было отсутствие конкретного срока заключения. Как правило, каждые полгода пациенты спецпсихбольниц подвергались переосвидетельствованию психиатрической комиссией, однако эти освидетельствования проводились сугубо формально. Каждому уделялось максимум 10 минут; за день выездная комиссия или персонал спецбольницы пропускали очень большое количество пациентов. Во многих случаях лечащий психиатр предоставлял информацию о пациентах для рассмотрения комиссией из Института им. Сербского, приезжавшей в СПБ из Москвы каждые полгода.

Решение об освобождении или о переводе в более мягкие условия обычной психиатрической больницы в действительности принималось, как правило, КГБ и визировалось врачами и судом лишь символически.

Академик А. Д. Сахаров писал: «Практически во всех известных мне случаях пребывание в спецпсихбольницах было более продолжительным, чем соответствующий срок заключения по приговору». Н. Адлер, С. Глузман приводят следующую статистику: средний срок пребывания диссидентов в специальных психиатрических больницах составлял 2 года, но в некоторых случаях он достигал 20 лет. Многие диссиденты в течение своей жизни направлялись на такое «лечение» неоднократно. Часто вслед за освобождением из психиатрической больницы человека арестовывали и наказывали уже тюремно-лагерным заключением.

В большинстве специальных психиатрических больниц узники проходили путь от самого тяжелого до самого легкого, «выписного» отделения. При тихом, «соглашательском» поведении заключенный мог достичь выписного отделения за период в полтора — два года. Однако достаточно было того или иного нарушения, чтобы этот путь начался для заключенного заново. Сравнительно легким путем освобождения из спецпсихбольницы или смягчения условий содержания являлось «раскаяние», не обязательно публичное или письменное: достаточно было выразить его в разговоре с врачом, сообщавшим о «раскаянии» узника в КГБ, и затем повторить на выписной комиссии.

Длительное пребывание в психиатрических больницах влекло за собой стойкие психологические нарушения и социальные трудности у тех, кто оставался в живых. Согласно выводам Н. Адлер и С. Глузмана, на бывших узников (если не всех, то многих из них) оказывали влияние такие факторы, как: продолжение репрессий, закамуфлированных и явных, одиночество (и моральное, и физическое), бедность, отсутствие собственного жилья, использование властями родственников для оказания давления или для слежки, отсутствие в стране каких-либо реабилитационных центров для жертв пыток, наличие психиатрического «ярлыка» со всеми вытекающими из этого опасностями и правовыми ограничениями.

После освобождения инакомыслящие находились под постоянным надзором, который осуществляли врачи психиатрических учреждений, под давлением сотрудников КГБ соглашавшиеся повторно госпитализировать их в случае «рецидива». Пребывание на диспансерном учете препятствовало профессиональной карьере, получению образования, осуществлению юридических и общественных прав. Еще во время своего пребывания в стационаре заключенные узнавали, что этот психиатрический учет фактически будет пожизненным.

Одним из худших вариантов являлась ситуация, при которой суд, освободивший диссидента от принудительного лечения в психбольнице, в то же время признавал его недееспособным. В этом случае бывший заключенный лишался гражданских прав, предоставленных ему законом; над ним учреждалась опека.

В случае, если ВТЭК признавала бывшего узника инвалидом второй группы, ему назначалась пенсия 45 рублей в месяц; при этом затруднялось его трудоустройство, так как он лишался доступа ко многим работам. Со временем добившись третьей группы инвалидности, бывший заключенный мог устроиться на приемлемую работу, однако ему навсегда был закрыт доступ к работе в педагогике, автомобилевождении и многих других областях. Также он лишался возможности учиться в высших учебных заведениях.

Некоторые жертвы политических репрессий выходили из стационаров с теми или иными тяжелыми физическими последствиями для организма (вплоть до нетрудоспособности), другие ощущали себя психически сломленными. Некоторые, как, например, украинский шахтер и правозащитник Алексей Никитин, слесарь Николай Сорокин из Ворошиловграда, погибли во время своего пребывания в психиатрических больницах. Так, у Николая Сорокина интенсивное применение психотропных средств в Днепропетровской СПБ привело к заболеванию почек, повлекшему за собой летальный исход. Борис Евдокимов, журналист, был болен раком во время своего пребывания в психиатрическом стационаре, однако не получил необходимого лечения от этой болезни. После двухлетнего заключения в психбольнице он был освобожден и в том же году умер в возрасте 56 лет. За пять месяцев до смерти Евдокимова ему было отказано в разрешении выехать за границу для лечения.