Ирина Лобусова - Гранатовый дом

Это было почти нормальной советской практикой — ради теплого местечка предать друга. Совершить подлость, подставить, написать донос. Так получали награды и звания, так делали блестящие карьеры. Так росли по карьерной лестнице в партийных органах и получали огромные служебные квартиры в Москве.

Это было системой, в которой именно так и получались материальные и должностные блага. Предать, обмануть, украсть… Но Емельянов всегда был вне этой системы. Он был чужим в этом отвратительном мире лицемерия и подлости. А потому его реально тошнило, словно он наелся ядовитых грибов.

Емельянов вышел на улицу, даже не заходя в свой кабинет, и направился к ближайшему телефону-автомату. Он шел быстро, на ходу вдыхая свежий, чуть терпкий воздух.

— Я хочу встретиться с твоим шефом, Печерским, — сказал он, впервые в жизни позвонив своему другу Стеклову на рабочий телефон.

— Костя, что произошло? — испугался Андрей. — Ты в порядке?

— Я — да. Пока. В относительном. Я тут подумал кое о чем… Это моя догадка, у меня нет доказательств. Так что Розе ты ничего не говори. Но сам проверь. Ее брат, писатель… Я думаю, ты не можешь его найти потому, что он находится в сумасшедшем доме. В специализированной психиатрической больнице…

В этот раз не было никаких конспиративных квартир. Около 6 вечера за Емельяновым приехали. Открылась дверь кабинета, появился мужчина штатском костюме, в котором за версту можно было опознать сотрудника КГБ.

— Добрый день, — вежливо поздоровался незнакомец, — вам записка.

Емельянов развернул — записка была от Печерского. Он предлагал встречу, на которую его отвезет шофер. Константин поехал без колебаний. Глупо было бояться. В конце концов он сам этого хотел.

Внизу ожидала служебная «Волга» с кагэбэшными номерными знаками. Емельянов сел на заднее сиденье, мужчина в штатском — за руль. Кроме них двоих, больше никого в автомобиле не было.

За всю дорогу оба не проронили ни слова. Начался дождь. Константин сразу понял, что они едут к морю. Машина действительно свернула на Фонтан.

Где-то в районе 13 станции Большого Фонтана автомобиль остановился.

— Видите лестницу? — Шофер указал Емельянову на лестницу, видневшуюся на крутом склоне. — Спускайтесь вниз, вас ждут.

Не обращая внимания на дождь Константин решительно вышел из машины. Полной грудью вдохнул морской воздух. Затем зашагал вниз.

В этот раз действительно не было никаких конспиративных квартир — были залитые водой склоны Большого Фонтана, по которым хлестал ледяной дождь.

Спускаясь по лестнице, Емельянов все время видел перед собой свинцовую шапку штормящего моря. Разъяренные валы обрушивались на берег с несдерживаемой яростью, словно пытаясь разрушить все вокруг своей мощью. Мрачная красота завораживала. Подставляя лицо хлестким порывам ветра и дождя, Емельянов думал о том, как было бы хорошо сейчас туда, в море. И забыть об этом всем…

Деревья буквально стонали под шквалами ветра. Пляж был абсолютно пуст. Спустившись, в самом низу, на песке, под разукрашенным деревянным пляжным грибом Емельянов разглядел знакомую фигуру. Это был Печерский. Он сидел на деревянной скамейке, зарыв ноги в песок. Шапка гриба заслоняла его от дождя. Он вглядывался вдаль.

Емельянов подошел и сел рядом. Некоторое время они сидели молча. Переодически до них долетали соленые брызги, иногда укутывали с головой, и оба с наслаждением подставляли им свои лица.

— Только здесь можно спокойно поговорить, без лишних ушей, — наконец произнес Печерский. Затем вынул из кармана конверт: — Вот, возьми. Можешь оставить себе на память. Если хочешь.

Константин раскрыл конверт. В нем лежала записка Аджанова, адресованная Але: « Прости за все. Гранатового дома не существует ». Он спрятал записку в карман.

— «Гранатового дома» не существует? — переспросил.

— Если ты имеешь в виду сценарий, то он есть, — ответил Печерский. — Остался. Существует. Но только ты его больше не прочтешь. А если ты имеешь в виду то, о чем в нем написано… Я не знаю, — Печерский пожал плечами.

— Этот режиссер Аджанов… Он… — Емельянов не смог договорить.

— Сергей Аджанов мертв. Он умер в психиатрической больнице. После галлюцинаций покончил с собой.

— Это неправда! — У Константина перехватило дыхание.

— То, что он умер, — правда, — спокойно сказал Печерский. — Все остальное — нет.