Джессика Гудман - Они хотят быть как мы [litres]

Сердце колотится, когда я смотрю на наши широкие улыбки. Шайла обнимает Никки и Марлу, а я прижимаюсь сбоку к Никки. Мы выглядим такими счастливыми. Кто мог знать, что через месяц Шайлы не станет?

Я открываю камеру на телефоне и фотографирую изображение, чтобы навсегда сохранить его в памяти. Потом дергаю за край фотокарточки, пытаясь вытащить ее из рамы зеркала. Но она никак не поддается, просунутая слишком глубоко в еле заметную щель. Осторожно, чтобы не порвать, я медленно вытягиваю фотографию, и тогда в поле зрения появляется кое-что еще.

Листок линованной тетрадной бумаги, аккуратно и многократно сложенный в крошечный плоский квадратик. Втиснутый между фотокарточкой и зеркалом, он удерживал ее на месте.

Но теперь, когда ему не за что зацепиться, свернутый листок падает. Я поднимаю его и открываю дрожащими пальцами. Петлеобразный почерк Шайлы настолько узнаваем, что у меня перехватывает дыхание. Сердце стучит в ушах, и мне приходится прислониться к комоду, когда я разворачиваю страницу. Я пробегаю глазами по строчкам, но с ходу не могу вникнуть в смысл. Я заставляю себя сделать глубокий вдох, затем медленно выдыхаю и перечитываю письмо с самого начала.

1 апреля

КАРА! Случилось кое-что важное. Я влюблена. У меня ЛЮБОВЬ!

Но… это не с Грэмом. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть. Я уже ненавижу себя за то, что попала в такую ситуацию. Это пытка! Ты – единственная, кому я могу довериться. Он сказал, что можно все испортить и нам придется покончить с этим, если кто-то узнает. Что тогда нам обоим К-Р-А-Н-Т-Ы. У него будут серьезные неприятности. Глобальные, катастрофические.

Но, черт возьми, меня распирает от возбуждения, до дрожи. Я не хочу это скрывать. Я хочу рассказать об этом всему миру. Моя любовь к нему прорвется сквозь все преграды. Я не могу дышать, когда мы врозь, и это убивает меня, когда мы сталкиваемся в коридорах или на школьном дворе и приходится притворяться, что между нами ничего нет.

Все началось однажды после школы, на парковке за театром. Он сказал, что я свожу с ума. Я никогда не слышала ничего более восхитительного, и не могу поверить, что он сказал такое обо мне. Потом он наклонился и прикоснулся губами к моим губам. Поцелуем таким мягким и нежным. Мне сразу захотелось большего. Но, понимаешь, меня совсем не смутило мое желание. Похоже, ему это понравилось. Думаю, сказывается большой опыт. Грэм всегда выглядит таким испуганным после поцелуев.

В другой раз он спросил, хочу ли я секса, и я сказала «да». Поначалу было немного больно, но его стонущие звуки воспламеняли меня. А потом я испытала невообразимый восторг. Он сказал, что у меня самое нежное тело на свете. Мой мозг взорвался от таких слов.

Я так хочу рассказать Джилл! Она единственная, кто поймет, но в некотором смысле именно поэтому ей лучше ничего не знать. Мы много раз говорили о потере девственности, о том, какие ощущения это может вызвать, с кем бы нам хотелось это сделать. Она бы ужасно разозлилась из-за того, что у меня все уже случилось и я ей ничего не сказала.

Я думала, что после этого почувствую себя испорченной… грязной, что ли. Но нет. Наоборот, я чувствую себя сильной, как будто у меня появилась власть, как будто теперь мы с ним на равных. Напиваться, конечно, весело, но быть с таким парнем – это лучший кайф, который я когда-либо ловила.

Я знаю, что должна порвать с Грэмом, но… просто не хочу. Он мне тоже нравится. Нравится, как он смотрит на меня, как обнимает в столовой. Мне нравится то, что между нами есть, что это так устраивает наши семьи и что наши отношения заставляют Рейчел любить меня еще больше, как будто я действительно своя. Что мне делать? Ума не приложу.

Я перечитываю письмо в третий или десятый раз, когда слышу громкий скрип. От этого звука я вжимаюсь в комод, и сердце застревает в горле. Я бросаю взгляд в сторону окна. Это ветка скребет по стеклу. Я пытаюсь успокоить сердцебиение, но знаю, что нужно скорее выбираться отсюда. Оставаться здесь слишком опасно. О чем я вообще думала, вламываясь в чужой дом?

Я складываю листок бумаги пополам, потом еще раз пополам и засовываю его в карман джинсов. Я подкрадываюсь к двери и оборачиваюсь, в последний раз оглядывая комнату Шайлы. Зловещая тишина, секреты, которые она хранила, – все это вызывает у меня тошноту. Как будто она в любую секунду может вернуться домой и плюхнуться на покрывало. Но она не вернется. Никогда не вернется. Не устроит здесь беспорядок, не расскажет мне правду – о том, кто убил ее, и почему же все-таки она не решилась поделиться со мной своим великим секретом. Я бы поняла. Я бы поддержала ее. Вместо этого она кинулась к Каре Салливан. Надменной, самовлюбленной манхэттенской выскочке, Каре Салливан. Я смаргиваю слезы и сильно прикусываю губу.