Джессика Гудман - Они хотят быть как мы [litres]

Порой я смотрю на него и думаю, что вижу все его будущее: диплом по бизнесу, шикарная стажировка, просторная квартира в Нью-Йорке. Он будет терзаться вопросом «Что, если бы?» , вечно озабоченный тем, что отказался от своей мечты о репортажах на первых полосах газет ради того, чтобы до полуночи корпеть над сводными таблицами. Но у него все равно будет полный комплект: жена с большими сиськами и безупречным вкусом, особняк на Золотом берегу и загородный дом на Восточном побережье. Иногда мне интересно, стану ли я этой женой и останемся ли мы вместе навсегда, просто из-за Шайлы. Разве я могу быть с кем-то, кто не знал ее? И как можно связать жизнь с тем, кто не знает всю твою подноготную?

Между тем перспектива такой жизни, где все заранее прописано, вызывает у меня рвотный спазм. Я выкидываю из головы мысль о взрослом Генри, похоронившем свою мечту, и снова перечитываю его сообщения. Мне нужно думать только о настоящем , вот и все. Мой рот кривится в улыбке.

Нынешним вечером, когда все остальное видится знаком вопроса, возможность зависнуть у Генри представляется не самым плохим вариантом. По крайней мере, мне не придется думать ни о девятиклашках, ни о Грэме и Рейчел, ни о том, чья кровь пропитала уродливую рубашку три года назад.

« Буду в 7» , – отвечаю я.

« Да! – Он счастлив. – Я закажу суши».

Генри живет в новой части города, ближе к воде, где семьи имеют собственные лодочные причалы, где задние дворы размером с футбольное поле, а домики у бассейна оборудованы современными кухнями и ваннами на ножках-лапах. Я останавливаюсь возле подъездной дорожки и набираю несколько цифр на кодовом замке, открывая кованые железные ворота. Через четверть мили я добираюсь до парадного входа, где на крыльце меня ждет Генри в худи с эмблемой «Си-эн-эн». В руке у него пакет с едой навынос.

– Привет, детка. – Он заключает меня в объятия и оставляет влажный, голодный поцелуй на моих губах. Я следую за ним в дом и через отделанную мрамором прихожую попадаю в просторную кухню.

Генри роется в пакете, выгружая горы еды – маки-роллы и разноцветные кусочки сашими, уложенные в пластиковые контейнеры, маленькие коробочки с салатом из морских водорослей и солеными стручками эдамаме. От этого зрелища у меня урчит в животе.

– Кто-то пошел вразнос, – говорю я.

Генри краснеет, поднимая плечи до самых ушей.

– Я не мог вспомнить, что ты любишь, поэтому взял всего понемногу. – Он протягивает мне пару деревянных палочек и смотрит на меня большими, искренними глазами.

Я отправляю в рот кусочек острого лососевого ролла.

– Просто чудо, – хвалю я, даже не пережевывая.

– Хорошо. – Он опирается руками на мраморную столешницу, и его предплечья похожи на стволы деревьев, спускающиеся из закатанных до локтей рукавов рубашки. – Хочешь подняться наверх? – Его глаза сверкают. Надеждой. Уверенностью.

Внутри что-то щекочет, как будто я выпила слишком много сельтерской, но мне и в самом деле необходимо выбросить из головы Грэма и Шайлу.

– Конечно.

Генри хватает меня за руку, и мы поднимаемся по лестнице, перешагивая через две ступеньки. Когда он открывает дверь своей спальни, становится ясно, что у него имеются планы на вечер. Из динамиков льется тихая музыка, и рождественские огоньки мерцают над идеально застеленной кроватью и отплясывают на стенах, где в рамках под стеклом развешаны коллажи из первых полос газет, вышедших в день его рождения. Даже свеча горит на подоконнике, рядом с фотографией, где он пожимает руку Андерсону Куперу. Все это так… мило.

– Дурень, – говорю я, скрывая свое удовольствие от того, что он сделал все это для меня.

Щеки Генри слегка краснеют.

– Иди сюда.

Его руки сильные и широкие, но спокойнее, чем следовало бы. Он не всегда был таким – во всяком случае, изменился с тех пор, как у нас началась близость. Мы оба позволяли себе интрижки с Игроками из других классов. Но ни один из нас раньше не состоял в настоящих отношениях. У нас никогда не было возможности учиться искусству любви или задавать вопросы так, чтобы чувствовать себя в безопасности и не бояться осуждения. Поэтому, когда у нас случался секс, каждый раз это становилось новым приключением, новой чертой, которую мы переступали.

Как-то ночью, провозившись с застежкой моего лифчика во время прелюдии под звездами на палубе его лодки «Олли Голаки», Генри объявил, что хочет набраться опыта.

– Я хочу, чтобы тебе было хорошо, – прошептал он таким голосом, что мои внутренности превратились в желе. – Покажи мне. – Он горячо задышал мне в шею.