Джессика Гудман - Они хотят быть как мы [litres]

– Шайларнольд была твоей лучшей подругой, да? – спрашивает Сьерра, болтая голыми ногами, пока мы сидим за барной стойкой на кухне Никки. На Сьерре фланелевые мини-шорты с кружевной отделкой по краям и безразмерная футболка, которая почти полностью закрывает их, когда она стоит.

– Да. – Мне невыносимо слышать это имя из уст Сьерры, но я стараюсь не показывать виду.

– Представляешь, а я ведь знала ее. – Сьерра подтягивает колени к груди, и ее глаза бегают по большой кухне. С высоты наших табуретов мы можем видеть всех. – Вестхэмптонский пляжный клуб, – продолжает она. – Они с Карой Салливан были моими инструкторами по плаванию.

Шайла и Кара провели там столько летних каникул, управляя парусниками и оттачивая навыки плавания на спине. Именно там к Шайле пришли первые месячные летом перед седьмым классом. Она описала это в красочных подробностях в одном из своих самых длинных писем ко мне.

«Иногда они КОРИЧНЕВЫЕ , – писала она. – Это так отвратительно, и я чувствую себя чудовищем. Я даже не могу поговорить об этом с Карой. КОГДА ЖЕ НАЧНЕТСЯ И У ТЕБЯ, ЧТОБЫ МЫ МОГЛИ БЫТЬ НА ОДНОЙ ВОЛНЕ?!?!?! ПОЖАЛУЙСТА, ПОТОРОПИСЬ. Я ТЕБЯ УМОЛЯЮ».

Ее желание для меня – закон. На следующий день после получения письма я стянула с себя хлопчатобумажные шорты и обнаружила лужицу густой темной слизи на нижнем белье. Она просочилась через шорты, и я плакала в кабинке туалета, думая о том, как ходила по научному лагерю с пятнами крови на заднице – перед мальчишками, во время извлечения проб из пруда, в очереди в столовой. Я сидела в туалете до тех пор, пока моя вожатая не принесла мне прокладку размером с подгузник.

Когда я рассказала об этом Шайле, она пришла в восторг.

«Я куплю нам ярко-красные повязки на голову для первого дня школы, чтобы все знали, что мы – ЖЕНЩИНЫ», – написала она в следующем письме.

Она так и сделала. Я носила повязку неохотно, недовольная тем, что вынуждена выставлять напоказ свою глубокую, темную тайну как знак чести, когда на самом деле это казалось проклятием. Грэм, в то время еще просто школьный дурачок, а не убийца, выпал в осадок, когда увидел нас в библиотеке. Он показал пальцем на наши одинаковые прически и рассмеялся.

– А вы кто? Сестры по крови? Фу, мерзость! – завопил он. – Смотрите, не испачкайте меня своим кровавым дерьмом!

Шайла только рассмеялась и отмахнулась от него, как будто он пустое место.

– Прости, Грэм. Думаю, тебе не по зубам настоящая женщина. Хреновый из тебя мачо. – Грэм зашаркал прочь, бормоча что-то себе под нос. После того дня я с гордостью носила эту дурацкую повязку. Всякий стыд, одолевавший меня из-за вступления во взрослую жизнь, улетучился.

Они оба, казалось, забыли эту историю к моменту нашего перехода в старшую школу, но до конца того учебного года Шайла оставалась феей-крестной месячных. Она закупила десятки красных бархатных головных повязок, и всякий раз, когда кто-то из одноклассниц вступал в женскую когорту, вручала свой подарок. Она не обходила вниманием ни тихонь, которые бадминтоном зарабатывали зачет по физкультуре, ни одержимых лошадниц, которые вместо обеда торчали в библиотеке, где играли со своими жуткими статуэтками. Шайла привнесла в этот таинственный обряд дух крутизны. Но она не задумывалась о том, каково придется девочкам, еще не достигшим взросления. Да и я тоже особо не заморачивалась, пока в середине восьмого класса не застала в раздевалке рыдающую Никки, убитую тем, что все, кроме нее, уже получили красные повязки. Только в девятом классе она удостоилась этой чести.

Все это кажется таким далеким сейчас, на кухне Никки, в совершенно новой компании девушек, к которым нам следует присмотреться. Ответственность слишком велика. Я смотрю на Сьерру и с трудом сдерживаюсь, чтобы не спросить, начались ли у нее месячные и нужна ли ей красная повязка. Но мне трудно представить ее женщиной. Она маленькая, как ребенок, кожа да кости.

Я отчаянно пытаюсь найти выход из этого разговора. Никки и Марла кружатся и танцуют перед телевизором, вовлекая нескольких отчаянных девятиклассниц в убойную хореографию в стиле Бейонсе. Меня коробит от их смешков.

– Можно тебя кое о чем спросить? – Сьерра наклоняется ближе, как будто собирается сказать мне, что у нее в эту самую секунду начались-таки месячные.

– Конечно.

– Что происходит на самом деле? – спрашивает она, широко распахивая глаза. – Эти проверки…

– Испытания, так они называются. – Снисходительность сочится из моего голоса.