Джессика Гудман - Они хотят быть как мы [litres]

Я убираю телефон в карман и подсовываю руки под бедра, чтобы унять дрожь.

– Ага. – Я стараюсь сохранять невозмутимое выражение лица.

– Ты уверена?

Я киваю. Мне нужно немного времени, чтобы взять себя в руки. Хотя бы миг.

– Просто жарко стало. Можно мне стакан воды?

Адам улыбается своей милой кривой улыбкой и исчезает за дверью.

Я шумно выдыхаю и откидываюсь на подушки. Образы Шайлы и Адама не выходят из головы. Почему они скрывали это от меня?

Я сворачиваюсь калачиком на боку, задевая коленкой прикроватную тумбочку, и она приоткрывается. Я протягиваю руку, чтобы захлопнуть дверцу, но она не двигается. Как будто что-то мешает ей встать на место. Я лезу в ящик и шарю там рукой, проверяя, в чем дело. Мои пальцы нащупывают что-то мягкое и бархатистое. Но, когда я обхватываю незнакомый предмет и пытаюсь его вытащить, ничего не получается. Странно. Я привстаю, чтобы посмотреть поближе, и, когда заглядываю внутрь, весь воздух вылетает из моих легких. Там, в тумбочке Адама, лежит изящная квадратная коробочка для ювелирных украшений. Голова идет кругом, но я убеждаю себя, что это не может быть то, о чем я думаю; это просто невозможно.

Дрожащими пальцами я тянусь к коробочке и осторожно вытаскиваю ее. Почти невесомая, она полностью помещается на моей ладони. Мне просто нужно проверить, чтобы знать, не сошла ли я с ума. Я аккуратно приоткрываю крышку.

Вспышка яркого света. Послеполуденное солнце отражается от того, что лежит внутри, ослепляя меня всего на миг.

Я моргаю и снова смотрю. Сердце обрывается. На бархатной подложке мерцают бриллианты пусет. Крупные, круглые, в крошечных платиновых лапках, удерживающих камни на месте. Они выглядят точной копией сережек Кары.

Ее слова звенят у меня в ушах.

« Она сказала, что никогда не сможет их носить, люди будут задавать слишком много вопросов. Шай вернула их ему, и он прямо взбесился».

Мое сердце стучит так громко, что я боюсь, как бы Адам не услышал из коридора.

Это серьги Шайлы.

– Надеюсь, из-под крана подойдет, – кричит Адам из-за двери. – Сельтерская только на кухне.

Я захлопываю коробку и аккуратно кладу ее в ящик, возвращая его на место. И тут же перепрыгиваю на другую половину кровати. Адреналин бушует в крови, и я знаю, что мне нужно бежать. Забыть все, что я видела только что.

Я пытаюсь заговорить, но в горле першит.

– Ага! – Это все, что мне удается выдавить из себя. Звучит, как кошачий вой.

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – спрашивает он, появляясь в дверях. Он наклоняет голову набок. В нем ни следа от того растрепанного, расстроенного парня, что лежал недавно на этой кровати. Вместо него передо мной настоящий Адам, мой Адам. Но я больше ни в чем не уверена.

– Что-то мне нехорошо, – говорю я. – Пойду, пожалуй.

– Да ладно тебе. Останься со мной. Мы все обсудим.

Я качаю головой и встаю. Ярость нарастает во мне, разливается во всем теле, до самых кончиков пальцев. Я хочу уйти. Мне нужно уйти.

Я протискиваюсь мимо него и направляюсь к лестнице.

– Джилл, подожди! – кричит он мне вслед. Но я уже выскакиваю за дверь и бегу к машине. Мои руки дрожат, когда я вставляю ключи в замок зажигания и задним ходом выезжаю с подъездной дорожки.

Только на полпути до меня доходит, куда я еду. Дорога свободна, и я прибавляю газу. Впереди над скоростной автострадой Лонг-Айленда маячит зеленый знак.

НЬЮ-ЙОРК

30 миль

Я стою у дома Рейчел, вся в поту. В городе такая влажность, что воздух оседает на землю. Неужели здесь всегда градусов на десять жарче, чем на Золотом берегу? Мои мокрые волосы прилипают к шее, а сарафан на оттенок темнее, чем должен быть.

– Давай же, Рейчел, – бормочу я. Вот уже пять минут я торчу здесь, названивая ей в квартиру. Она не берет трубку домофона, и меня охватывает паника.

Я вглядываюсь в мутное стекло двери, как вдруг кто-то постукивает меня сзади по плечу.

– Джилл?

Я оборачиваюсь. Рейчел стоит, сложив руки на груди, с косой, заплетенной набок. В платье из шамбре [71] Легкая, но в то же время плотная двухцветная хлопковая ткань с полотняным переплетением нитей светлого и темного оттенка, как правило, синего или голубого. и босоножках на платформе, она выглядит так, будто только что с фермерского рынка или завтракала с Фридой.

– Уф, ты здесь.

– Ну конечно, – говорит она. – Я здесь живу. А ты почему здесь?

– Я кое-что видела. – Мой голос дрожит и кажется чужим. – В доме Адама.