Владимир Гурвич - Три мгновения грешного лета

— Вы приняли какое-то решение, Клод? — с тревогой спросила Светлана.

— Нет! — как показалось ей, даже немного испуганно ответил Клод. — Но оно зреет, — сознался он. — Но я бы этого не хотел. Но иногда я пытаюсь понять, что мы делаем вместе и не могу понять. Все теряет свой смысл. А его надо найти. Иначе… Вы понимаете?

— Думаю, что да. Ваша семейная жизнь потеряла для вас смысл. И вы бы хотели его снова найти. Причем, с моей помощью.

— В общем, это до некоторой степени так, — признался Клод. — Я пытался с ней разговаривать на эту тему, но она не желает ничего слушать. Она отвечает, что все нормально и нет поводов для беспокойства. И она все большее время проводить в конюшне. А если мы о чем-то говорим, то в основном об ее жеребце. Не кажется ли вам это немного странным? Иногда мне кажется, что он и есть ее настоящий муж.

Светлана предпочла оставить без ответа последнюю реплику зятя.

— Что же вы хотите от меня?

— Вы же мать, вы можете поговорить с ней не так, как я.

— Но о чем говорить?

Клод удивленно посмотрел на нее.

— Как о чем. Я же вам только что все рассказал.

Он полагает, что эту проблему можно решить так же быстро, как она решила его вопрос с Жан-Пьером. И даже не представляет, какую сложную задачу он перед ней ставит. Ему кажется, что человеческие отношения напоминают устройство машин, где для исправления нужно иногда всего лишь подвинтить один винтик.

— Хорошо, я попробую поговорить с Машей. Но что из этого выйдет, не знаю.

Клод не скрывал своего облегчения.

— Вы замечательная женщина.

— Вы ошибаетесь, самая обычная. Просто у меня чуть-чуть больше опыта. — «И этот опыт мне говорит, что она вряд ли сумеет им помочь» — мысленно добавила она. Но зачем его расстраивать раньше времени.

— Не буду больше вас задерживать.

Она проводила Клода до выхода и вернулась в комнату. И только сейчас обнаружила, что у нее голова больше не болит. Пожалуй, это единственный положительный результат прихода Клода, отметила Светлана.

Стефанова по-прежнему не было на работе, и никто не знал, когда он вернется. И вернется ли вообще. По крайней мере, Тамара принесла слух, что вроде бы владельцы издательства не довольны им и хотят отрешить его от должности.

Хотя это было не более чем слух, причем, лишь один из нескольких, Светлана почувствовала некоторую тревогу. Она не хочет, чтобы он уходил. Она прочитала некоторые книги, которые он ей дал для ознакомления, и они ей понравились. Надо отдать ему должное, в отличие от многих других издателей он понимает, что такое настоящая литература. И они могли бы начать издавать действительно стоящие произведения. О чем она всегда мечтала. Ей было невероятно противно переводить бесконечные женские романы и боевики, которые они выпускали в бесчисленном количестве при прежнем руководстве. И, кроме того, она теперь почти не сомневалась; если кто и сумеет по достоинству оценить ее творение, то это именно он. Но приходилось набираться терпения и ждать возвращения Стефанова. И надеется на то, что ничего плохого с ним после этого не случится.

И все же большее место в ее мыслях занимала другая тема; состоявшийся разговор с Клодом и данное ему обещание поговорить с дочерью. Но что ей говорить, она не представляла. До сих пор все ее попытки натыкались на непробиваемую, словно крепостную, стену. А потому особых надежд, что на этот раз что-то изменится, не испытывала.

Пора дать себе отчет: она потеряла дочь. Они так же плохо понимают друг друга, как жители разных планет. Так что вряд ли ей удастся оправдать надежды Клода.

И все же после работы она отправилась к Маше. На этот раз она решила предварительно позвонить ей и предупредить о своем приходе. Дочь не выразила в связи с этим никакой радости, но и протестовать, как это часто случалось, не стала. Светлане показалось, что ее мысли во время их краткого разговора витали где-то далеко.

Ничего в их квартире не изменилось. Царил все такой же беспорядок, толстый слой пыли покрывал мебель. Вот только дочь выглядела немного более рассеянной, чем обычно. Светлане даже показалось, что, открыв ей дверь, она тут же забыла об ее появлении.

Пока она ехала, то обдумывала предстоящий разговор. Но ничего толкового в голову так и не пришло. Скорей крепла уверенность, что она не должна вмешиваться в их отношения и скорей напортит, чем поможет. Она поступила очень опрометчиво, приняв на себя это обязательство. С определенного возраста родители не должны встревать в жизнь своих детей, человек только тогда становится взрослым, когда сам решает свою судьбу. Иногда ей кажется, что она напрасно негодует, осуждает Машу хотя бы потому. что в этом нет ни малейшего смысла. Дочь все равно не сможет жить по-другому, в независимости от того, нравится это матери или нет. И, как бы Светлана этого не хотела, как бы не старалась ее оградить, но придется Маше пройти через те испытания, что выпадут на ее долю. Конечно, как матери, ей жалко дочь, она бы хотела уберечь ее от ошибок. Но не является ли это намерение как раз главной ошибкой?