Владимир Гурвич - Три мгновения грешного лета

— Это вы? — не скрывая удивления, проговорила она.

— Это действительно я. — Весь его вид свидетельствовать о сильном смущении. — Я понимаю, вы удивлены моим приходом?

— Удивлена, — не стала скрывать она. — Если память ей не изменяла, в ее квартире за все эти годы он был всего один раз. Да и то пришел тогда с Машей знакомится с будущей тещей. Внезапно она почувствовала тревогу. — Что-то случилось?

— Нет, нет, ничего не случилось, Маша в порядке. Но я пришел с вами поговорить.

— Проходите, Клод. Я рада, что вы зашли. До сих пор мы с вами как-то мало общались.

— Вы правы, мне кажется, это было ошибкой.

— Тогда давайте ее исправлять.

Она провела его в комнату.

— Я вас сейчас напою чаем. — Светлана внимательно посмотрела на гостя и заметила, что он непривычно бледен. — А давайте-ка, я вас накормлю, — предложила она.

Лицо Клода снова отразило смущение.

— Если это вас не затруднит.

«Затруднит» — послала она ему мысленный ответ, но что делать.

Голова, хотя и меньше, но продолжала болеть. И засутпать на вахту к плите совсем не хотелось. Но выбора уже не было.

Пока Светлана готовила, то гадала, какая причина привела Клода к ней. А она может быть только серьезной, иначе он бы еще сто лет не почтил визитом свою тещу. Что же у них все-таки случилось?

Клод сидел не только на том же месте, но и в той же позе, в какой она его оставила, уйдя на кухню. Таким унылым она еще его ни разу не видела.

Так как времени у нее было немного, то ужин она приготовила самый простой. Но по тому, как он ел, она чувствовала, что он рад и такой пищи. У нее же не было аппетита, и она лишь делала вид, что разделяет с ним трапезу.

— Вы хорошо готовите, у меня мама тоже хорошо готовит, — сказал Клод, отставляя чистую тарелку. — Знаете, я давно не ел приготовленной дома пищи.

Светлана, ожидая продолжение, напряглась. Ничего хорошего от этого разговора она не ожидала. Если Клод пришел к ней, значит ситуация в их семье достигла критической отметки.

Но Клод смотрел на нее и молчал. То ли он не знал, с чего начать, то ли не решался это сделать.

— Я хочу вас поблагодарить за то, что вы помогли мне в ситуации с Жан-Пьером, — вдруг проговорил он. — Я едва не лишился работы. А с ней сейчас здесь трудно. Много иностранцев сюда понаехало, большой выбор специалистов. Ваша страна становится популярной.

— Клод, давайте с вами говорить начистоту. Что у вас случилось?

— Ничего не случилось, — поспешно сказал он. При этом у него вдруг дернулся кадык.

— Вы просто решили меня проведать. Это очень любезно с вашей стороны. — Светлана постаралась, чтобы ее слова не прозвучали уж слишком иронично.

— Понимаете, Светлана Викторовна, я бы хотел, чтобы вы поговорили бы с Машей. Как вы полагаете, могут ли два человека любить друг друга и при этом быть друг к другу равнодушными и даже жестокими?

— Думаю, что нет. Хотя в жизни случается и такое. У нас иногда говорят: кого любим, того и мучаем.

— Не правда ли, странная любовь?

— Клод, над решением этих вопросов человечество уже бьется не один век, вернее, не одно тысячелетие. А потому подозреваю, что мы их вряд ли с вами решим прямо сейчас. Может быть, есть смысл перейти к рассмотрению конкретной ситуации.

— Вы правы, — вздохнул Клод. — Знаете, в последние дни мы практически с ней не видимся. Так получается, что я прихожу поздно, а уходу рано. А Маша приезжает под утро и спит до полудня.

— Где же она бывает?

— Она объясняет, что проводит время в ночных клубах со своим приятелем Валерием. Вы, кажется, его хорошо знаете.

— Он ее друг со школы.

— Это мне известно. Мы современные люди и каждый из нас понимает, что другому нужна свобода. И я не собираюсь ее ограничивать для Маши. И уж тем более не ревную. При современных нравах это просто смешно. Но когда свободы становится слишком много, то на каком-то этапе совместная жизнь теряет всякий смысл.

Лицо Клода внезапно приобрело странное выражение. Светлане показалось, что это лицо несчастного человека. Ей стало жалко его. Хотя чего еще другого следовало ожидать при такой семейной жизни. Не напрасно же раньше говорили, что семья — это ячейка общества. А если вместо ячейки она прекращается в проходной двор, то рано или поздно, люди почувствуют себя обманутыми. Семейная жизнь не может быть такой же, как случайные связи, без взаимных обязательств и взаимной ответственности. Если между членами семьи не возникает настоящего сцепления, такая конструкция обречена на разрушение.