Владимир Гурвич - Три мгновения грешного лета

Правда, теперь она чувствовала, что год пропуска в занятиях сильно отбросил ее назад. Если постоянно не заниматься таким сложным искусством, то навыки быстро утрачиваются. Ей следует срочно снова записаться в танцевальный кружок, думала Светлана, медленно двигаясь в довольно тесных объятиях своего партнера.

Пожалуй, то были самые приятные минуты этого вечера. Их согласованные движения точно в такт музыки доставляли Светлане радость. Она мало думала о партнере, а просто плыла по волнам мелодии, подобно подгоняемому ветром кораблю.

Танец кончился, они вернулись к своему столику.

— Я вижу, вы любите танцевать, — заметил Стефанов.

— Да, очень. Это моя страсть.

— Как ни странно, но моя — тоже, — улыбнулся он. В молодости я был заядлым танцором. Хотя по мне этого не скажешь.

В этом он прав, мысленно согласилась Светлана.

— Вы мало едите, — сказал он, посмотрев на стол. — Вам не нравится, как тут готовят?

— Да, нет, просто не очень голодная. Да и вообще, стараюсь на ночь не наедаться.

— Да, уже довольно поздно, — грустно согласился Стефанов. — Для меня время промелькнуло незаметно. Но удалось ли нам сделать шаг на встречу друг другу?

— Думаю, да, — не совсем искренне ответила Светлана.

— В таком случае, а если нам как-нибудь повторить подобное начинание. Не обязательно идти в ресторан, можно придумать что-нибудь иное.

— Я не против.

— Тогда, если вы не возражаете, я подумаю, куда мы можем пойти. Тем более, теперь я хотя бы немного знаю о некоторых ваших пристрастиях.

«Он не знает ничего о главном на данный момент моем пристрастии», — засмеялась про себя Светлана.

— Значит, договорились.

— Договорились.

По его лицу Светлана поняла, что он считает, что вечер, если и не оказался уж слишком удачным, то потерянным его никак не назовешь. Куда нас выведет эта тропинка, подумала она. Но ничего не поделаешь, я уже пошла по ней.

Она покидала ресторан с большим облегчением, словно это было опасным местом. Как хорошо, что все уже позади. Так нередко она настраивала себя на неприятные медицинские процедуры; пройдет каких-нибудь пара часов, и они останутся в прошлом. А этот момент наступит совсем скоро.

Стефанов довез ее до дома. Она чувствовала кожей, как ему хочется продолжить их вечер. И боялась, что сейчас он скажет банальную, но такую действенную фразу, что желает выпить чашечку кофе. Поэтому едва машина остановилась, она поспешила его опередить.

— Спасибо вам, Андрей Борисович, вечер получился крайне содержательным. Только немного устала. А завтра утром опять на работу.

Я не стану возражать, если вы немного припоздаете, — произнес Стефанов.

— Спасибо, но не надо распускать своих сотрудников. Они только и ждут момента, чтобы сесть руководителю на голову.

Она выскочила из автомобиля, помахала ему рукой и быстро направилась к подъезду.

Войдя в квартиру, она первым делом поглядела на часы; было всего лишь начало двенадцатого. Еще не поздно, мысленно сказала она себе. И решительно двинулась к телефону. Наконец-то впервые за целый вечер она делает то, чего так желает.

Светлана набрала номер.

— Ты сейчас приедешь? — спросила она.

— А ты хочешь?

— Если бы не хотела, не звонила бы.

— Мне нравится твой ответ. — В трубке послышался смех. — Считай, что я уже еду.

— Возьми такси, я оплачу.

Сколько времени ему понадобится, чтобы добраться до меня, прикидывала Светлана. Минут сорок, не меньше. Пока он оденется, пока поймает машину. Она вздохнула. Чем бы себя занять?

Она то и дело поглядывала на часы. Когда не надо, время просто несется, как машины на автогонках, когда же хочется его подстегнуть, как уставших лошадей, тащится, как старая кляча.

Светлана вдруг внутренне остановилась. Отдает ли она отчет в своих действиях, не ведет ли она, как обезумевшая от похоти девчонка. Ведь такого вроде бы с ней раньше не происходило, она всегда умела держать себя в узде. А тут словно бы сорвалась с привязи и ни о чем другом не в состоянии думать, кроме как о сексе.

Если с ней творится такое, после года воздержания, то что же происходило с монахинями, которые были лишены плотских радостей всю жизнь?

И все же ей надо задуматься над тем, что с ней творится. Она понятие не имеет, куда ее может завести эта чувственная буря? А она совсем не желает совершать непоправимые глупости из-за того, что внезапно запылало ее тело. Что она будет делать, когда огонь погаснет, либо ослабнет? Собирать осколки своей жизни? Хорошенькая перспектива.