Ирина Градова - Вольер

– Я пытаюсь разобраться и не торопиться.

– Бесполезно разбираться, в записке все сказано. Пока она никого больше не убила, нужно что-то сделать. Как раз поторопиться.

В кои-то веки она была права. Все сложилось в единую картину, чего ж медлить.

Аркадий пожевал губами и кашлянул.

– Тогда остается один вариант. Сообщить в полицию. Тогда мы одним махом избавимся от дела по… ну по второму…

Голос становился надтреснутым, стоило ему произнести имя сына.

– Давай звонить.

– И что им скажем? Мы же ничего не докажем, а записка… он писал ее уже в беспамятстве, ее вряд ли засчитают как доказательство. И там про смерть старухи, о которой полиция ничего не знает. Влипнут все, и Диана тоже. Ее-то зачем втягивать?

– Да… – буркнула Эльвира и поежилась.

– Второй случай разбирают сейчас менты и врачи разом. У меня мысль есть, – внезапно осенило Аркадия. Он даже улыбнулся. Обычно он это делал, правда, весьма ностальгически, когда видел свою татуировку на руке.

Выслушав его идею, Эльвира попыталась призадуматься.

– Но это… в смысле… уф… да как сказать-то… а тогда… не, ну как-то… вообще да…

– Ну скажи хоть что-нибудь осмысленное.

– А у нас получится?

Аркадий фыркнул, несмотря на нерасполагающую к этому обстановку.

– Должно.

– Диана в больнице, а эта где?

– Уперлась куда-то. Тем лучше. Начинаем, – скомандовал он. Эльвира с готовностью подчинилась, в конце концов, это у нее лучше всего получалось.

Ситуация становилась все интереснее. Отсутствие моральных тормозов делало ее захватывающей. В конце концов, Эльвира впервые за жизнь делала поддельную записку от Стаса, в которой Лида обвинялась в том, что она ему что-то подсыпала. Кстати, она за пределами Комаровска была также часто, как кропала такие записочки! «Лидка тварь мне потсыпала чтото, и мне плохо, она обидилась, что я просил дениг в долг». Подумав, Аркадий дописал «Не будити, спать хочу, я заболел похоже». По легенде, записочка валялась под лежбищем сына, потому ее не сразу нашли, а теперь решили показать полиции как сознательные граждане. Когда во вранье участвуют несколько человек, надо все досконально продумать и согласовать варианты ответов на разные вопросы. Авторскую орфографию и пунктуацию они воссоздали по тетрадкам, причем с запятыми дело обстояло неплохо, потому что несколько правил он даже запомнил. Зато орфография была полностью авторской. Можно было патентовать новые слова или сразу брать их за основу нового языка.

– Так, а мы звоним в полицию или сами идем? – решил уточнить Аркадий.

– Как хочешь.

Больше всего он хотел проснуться последние восемнадцать лет, но этот знаменательный момент бесконечно откладывался. Дискомфорта добавлял ком в горле. С этими домашними убийствами нет времени к врачу записаться…

– Давай сначала разберем вещи дальше, вдруг еще записочки найдутся, – предложил Аркадий. Заодно он вспомнил, что надо бы избавиться от «Атропина», похоже, сбыть его нигде не удастся, а держать при себе – большой риск.

* * *

Диана неплохо провела с Владимиром несколько часов, всячески блокируя попытки спросить об обстановке в семье. Но все-таки не все время нарабатывать эротический опыт, и Микулин спросил-таки о том, что она думает о смерти Стаса. Пришлось говорить. Красный цвет штор предупредил, что надо быть предельно осторожной.

– Знаешь, пока ничего неясно, – промурлыкала она. – Следствие ведется.

– А анализы что показали?

– Сепсис.

– Я ж помню… Почитал про него, что-то непохоже. Сама как думаешь? У вас дома вообще обстановка странная… Может он наркотой баловался или еще чем?

– Не сомневаюсь.

– Но это не сепсис в любом случае. Имею в виду то, что ты мне рассказала, я ж читал…

– Не сепсис, – улыбнулась она лукаво и обвила Микулина за шею. Он приобнял ее в ответ, хотя прижиматься еще ближе было практически невозможно. С точки зрения хореографии композиция удалась.

– А что с ним было? – в тон ей спросил он.

– Понятия не имею, возможно, обкурился чем-то, на что у него была аллергия. Хотя странно, ни один из нас не аллергик, а такие вещи часто передаются от родителей к детям.

– Ну… у всех на что-то бывает реакция, просто не все еще нашли свой аллерген.

– Что мы все болтаем о нем? – спросила Иоланда. – Зачем он нам? Жил как свинья, умер как придурок. Что он мог знать о разуме?

Микулин с полминуты переваривал сказанное. Переварил наконец. Такой красавец, и такая хлипкая психика, ну, что поделать, никто не идеален. Тени в углах дали понять, что не надо шокировать его впредь.