Журнал «Искатель» - Искатель, 2018 № 08

— Профессионал! — взвивается Жора. — Да профессионалов всех удавили в перестроечное лихолетье, новых что-то не видно.

— Во-первых, новые уже народились, ты просто не в курсе, во-вторых, к примеру, я, — спокойно парирует Паша, — а ты разве не профессионал?

— Ну, я не по специальности работаю…

— Кстати, про специальность. Меня по годовому контракту приглашают в Испанию или Китай, на выбор.

— И что ты?

— Думаю. Ты ведь был в Испании? Как там?

— Классно, — кисло отвечает Жора, расцепляя руки-крылья и глядя на приятеля скорбными глазами.

В Жориных глазах годы спрессовались в мгновение. Я тоже побывал туристом в Испании начала двухтысячных, когда вместе с хозяевами разглядывал семейный альбом, и теперь сканирую Жорины мысли. Вот он, весь в белом, за столиком на берегу океана пьет ром, элегантный набриолиненный испанец приглашает его в крупную фирму на руководящую должность с невероятными возможностями и деньгами, он сомневается, его уговаривают, он милостиво соглашается.

Лично я на Пашином месте дома бы остался. Зачем мне Испания? Или Китай? У них, вон, кошки голые, а у нас яйца золотые.

— А интеллигенция? — вскидывается, выводя меня из задумчивости, Жора. — Уничтожили интеллигенцию, сделали из борцов за свободу кривляк и шутов.

— Они сами себя превратили в шутов, в Репетиловых, шумим, братец, шумим, всех долой да все пропало. Нет такого класса и никогда не было. Были совестливые и порядочные люди. Они и сейчас есть.

— А как же борьба с имущественным неравенством?

— При чем здесь интеллигенты? Здесь государство должно регулировать. Законами.

— А если законы не исполняются? Не надо бороться?

— Ты вот недавно рассказывал про полицейского, который с тебя деньги взял за обгон в населенном пункте. С кем будешь бороться? С гадом-полисом или с собой, нарушителем? Давай пироги есть, чай остыл, — подвел черту под диспутом Паша.

С интеллигентами, хозяин, у тебя тоже затык. По моему мнению, была интеллигенция классом или нет, только утратила она нынче свое главное историческое качество — стыд. Я долго не мог просечь эту эмоцию, поскольку животные ее не имеют. Мы не прячем гениталии, не скорбим, если обидели собрата, не унываем по поводу отсутствия у соседей нормальных жилищных условий при наличии таковых у себя. Людям же свойственно стыдиться. Половых органов — издавна, собственного поведения — в процессе эволюции сознания, собственных недостатков и достоинств до сердечной боли — русской интеллигенции. Подозреваю, что третья форма индивидуального стыда накладывается на поиск общей справедливости, иначе не ставил бы хозяин «как им не стыдно обманывать народ» на одну доску с «они окончательно дискредитировали понятие справедливости». Возможно, и так, только стесняюсь спросить: «Если ты, Жора, считаешь себя интеллигентом, какого ж тогда ты, белый и пушистый, занимаешься мелким щипачеством?» Припоминаю хвастовство жене про реализацию контрабандных хабэшных футболок: челнок из Узбекистана отдал их в магазин по сто пятьдесят рублей, а ты, минуя Валеру, загнал по триста. И считал это чуть ли не геройством. Известно мне и про польскую контрафактную косметику с ведома Валеры, и про вьетнамские рубашки «Лакоста» без ведома. Что до народа, за который интеллигенция многие лета болела и который, прав Паша, ныне переродился в людей с конкретными проблемами, то болеть конкретно, доложу вам, совсем не то же самое, что болеть вообще.

13 мая, поздний вечер

Отец на даче, сын заходил навестить мать. Щелк: портрет молодого человека и пожилой женщины с котом.

Митя входит, целуется с мамой, снимает в прихожей куртку и ботинки, смотрит сквозь сидящего на коврике меня, переступает, идет в ванную помыть руки, возвращается, ногой отодвигает, словно половую тряпку, нас с ковриком, достает из кармана куртки черный глянцевый айфон и, автоматически прокручивая его в пальцах правой руки, словно завзятый картежник колоду, перемещается в гостиную. Там, на накрытом праздничной льняной скатертью столе, томятся в ожидании перманентные пироги, специально приготовленная к приходу дорогого гостя снедь, маринованные грибочки с дачи и бутылочка домашней настойки на сливе. У столь же истомившейся в дверях комнаты хозяйки расплывшиеся в улыбке губы диссонируют с виноватыми глазами. Усевшись за стол, она принимается накладывать в сыновью тарелку побольше мяса, риса с подливой, эксклюзивного зеленого салата, сохраняя на лице улыбку и вину. Лицо сына не имеет выражения.