Журнал «Искатель» - Искатель, 2017 № 08

На середине пути Теда посетил соблазн так и остаться здесь, чтобы проверить, как скоро силы оставят его и он рухнет вниз. Однако занятная поначалу мысль так же быстро разонравилась ему: самоубийство в его планы не входило. По телу Теда пробежала дрожь, когда он живо представил себе такой конец. Он выругался на себя за подобные идеи и сосредоточенно пополз дальше.

Верхушка скалы представляла собой плоскую округлую площадку диаметром ярдов пять. В центре ее было просторное углубление, в котором можно было устроиться на ночлег без боязни скатиться во сне в пропасть. Тед втянул тсугу на скалу, мысленно отругав себя за то, что не запасся еще парой жердин.

«Если эта деревяшка треснет или решит сбежать от меня в пропасть, мне же отсюда никогда не выбраться! Чем я думал, пока была возможность думать?»

Тед, несколько раз избежавший в течение дня смерти, был подавлен и измотан. И вместе с тем — возбужден картинами великолепного будущего. Он был разбит и не чувствовал ни капли усталости. Как многим хорошо известно, изнеможденный либо перевозбужденный человек вряд ли уснет, однако коктейль из этих двух состояний оказался для Теда снотворным мгновенного действия.

До захода оставалось еще часа два, но Тед провалился в черное чрево сна, едва коснувшись расстеленного на каменном ложе одеяла. Ему не мешали ни бившее прямо в глаза закатное солнце, ни взвизгивания птах, гоняющихся за улепетывающим из последних сил ужином, ни походная жесткость постели…

Куница уже поджидала его, нетерпеливо подрагивая хвостом и нервно принюхиваясь к каждому порыву ветерка.

— Опять ты… — беззлобно прошептал Тед.

Чтобы задобрить ее, Тед бросил ей не освежеванную лапу убитого Роймондом барибала. Куница оскалилась в довольной улыбке, которую Тед, сам не зная почему, принял за прощальную, и потрусила прочь, без усилия волоча медвежью лапу, которая была раза в три больше ее самой.

«А куница-то — тоже робот…» — подумалось ему.

Но уже в следующее мгновенье Теду стало не до нее: он перенесся в дом своей кузины Клэр. Ему снова было шесть лет, и он только что приехал погостить к тете Ингрид, матери Клэр. Он и еще несколько малышей сидели за детским столом в гостиной, а Клэр на правах самой старшей учила их уму-разуму:

— Учтите, милые мои, что, как только вы сами в первый раз накажете своего ребенка, вы автоматически подпишетесь под тем, что родители правы, когда наказывают вас, а вы — не правы. Понятно вам, шкодники? Ты, Билли, обращаешься с техникой методом тыка, и родителям приходится обращаться с тобой методом рыка. Ты — главный шкодник!

Дети загудели рассерженным пчелиным роем, но Клэр это не смутило: она знала повадки растревоженных роев и видела, что этот ничуть не опасен. Более того — ей нравилось этот свой карманный рой дразнить. В свои восемь лет она считала себя достаточно самостоятельной и взрослой персоной и поглядывала на малолетних друзей с высоты своего жизненного опыта и интеллектуального превосходства. Уже сейчас она принимала сторону не детей, а взрослых и брала на вооружение менталитет последних. Теду от этого становилось жутко: что же получится из двоюродной сестры лет через десять? А ведь он собирался на ней жениться!..

— Тед, что ты строишь мне глазки? — набросилась Клэр на кузена. — Я не собираюсь тебя связывать и шлепать. Это развлечение для взрослых, а ты еще ребенок.

Остальные дети разразились хохотом и весело запрыгали. Тед был и рад, и не рад тому, что Клэр не собиралась его шлепать. Физическую боль он не переносил, а то, что у Клэр тяжелая рука, она уже доказала парой затрещин. С другой стороны, в такие моменты внимание Клэр было целиком посвящено ему, и эти моменты Тед ценил.

В любом случае, если ему о чем и мечталось рядом с Клэр, так это о детском стыдливом поцелуе мимоходом. На большее он не рассчитывал. Впрочем, и самого его воображения на что-то более глубокое не хватало.

Тед мог подолгу простаивать перед зеркалом, любуясь своей зубастой улыбкой и находя чрезвычайно странным, что Клэр считала его не красавчиком, которого хочется обнять и одарить поцелуем, а глупышом. Уж его-то улыбка была гораздо приятнее ее щербатого рта!

Хотя постойте — чрезвычайно странным? Да это было просто необъяснимо! Все тетки и бабки обожали Теда, при встрече тискали и целовали его так, что он не выдерживал и принимался визжать, брыкаться и кусаться, но, видя, что силенок ему не хватает, сдавался и молил о пощаде. Однако вскоре он сумел обернуть эту избыточную нежность себе на пользу, требуя с любвеобильных родственниц налог в пятьдесят центов за возможность потискать и расцеловать себя. Одних родственниц веселила предприимчивость «их лапочки», других — возмущало нахальство малолетки, но платили все.