Журнал «Искатель» - Искатель, 2017 № 08

Так Тед познакомился и со смертью.

Знакомство с компьютером произошло у него в еще более юном возрасте. На седьмой день рождения Теда любвеобильный дядя Майкл заявился с двумя коробками. В одной скрывались обшарпанный системный блок и дощечка клавиатуры, вся в потеках сальных выделений чьих-то чужих пальцев. Зато из другой задорно выглядывал новенький монитор. Самоуверенности и залихватости ему придавала именно безупречность вида. Он нисколько не сомневался в своей неотразимости и в том, что центральная фигура праздника — именно он.

Тед визжал от восторга. Дядя Майкл заливисто хохотал. А вот отец подарок невзлюбил. Он сразу почувствовал, что тот отнимет у него сына. Только вот ни дядя Майкл, ни сам сын этого не понимали.

— Я один из самых известных бойцов игры «Спусковой крючок», — хвалился вскоре своими подвигами Тед. — Я знаменит!

— Знаменит? — только и хмыкал отец. — Тебя и на улицах, небось, узнают?

Знакомым же отец грустно жаловался:

— Воспитанием сына занимаюсь уже не я, а компьютерные игры.

И это все больше и больше соответствовало действительности.

Как показали дальнейшие события, сердце у отца кровоточило не только за судьбу отпрыска, но и судьбу всего рода человеческого. Пришествие компьютера, которое отец нарек нашествием цифровой чумы, многое изменило. В самом отце оно изменило его мнение о Теде в частности и о человечестве и его участи — в целом.

— Мы все чаще заглядываем в будущее и все реже — в душу человека, — пояснил отец во время одной из доверительных бесед, которые не прекратились, хотя и утратили былое влияние на взрослеющего и потому набирающегося не столько ума, сколько самоуверенности сына. — Технологически совершенное будущее — это интересно. Это красивая картинка. Но найдется ли в нем место для души? Найдется ли в нем место для самого человека? Технологическое будущее — это путь в никуда. Это бегство от человека. Это наше бегство от самих себя.

— А это плохо? — Теда эти объяснения не столько просветили, сколько озадачили.

— Все зависит от того, что понимать под словом «человек» — биологическую единицу или духовный мир, неведомый другим созданиям.

— Я хочу, чтобы это был мир. Целый мир.

— Я тоже, — с нажимом в голосе заметил отец. — Но что нужно сделать, чтобы сохранить его?

Тед пожал плечами. Он знал ответ. Но предпочел не озвучивать его.

Миллер-старший все понял без слов.

— Никто не может спасти и приумножить, не приложив усилий, не преодолев прежде всего себя. — Глаза отца были черными от бессильной ярости и отчаяния, которые чувствовал он один. — Признайся, ты ведь считаешь, что ничего страшного не происходит?

— Да, считаю. А разве происходит? Хорошо, пап, я маленький, глупый мальчик. Но взрослые-то видят. Раз никто из них, кроме тебя, не тревожится, значит, возможно, что-то не так с тобой, а не с нами?

— Вот! Когда заблуждается один человек, ничего страшного. Когда миллионы — меняется история. В страшную сторону.

— Может быть, но все-таки — почему никто не прислушивается к твоим словам?

— Так слова другого для нас — как собачья какашка на зимней тропе: ее никто не подберет, и она будет мозолить глаза до весны. Мнение другого для нас — собачья какашка и есть. Зачем нам чужое мнение? Мы в собственном никакого дефицита не испытываем. Ты считаешь, что отец у тебя несовременный. Пусть несовременный, зато своевременный. Ты вот проанализируй, насколько ты современный и что значит быть современным в твоем понимании. Ты и уроки забросил, и книжку в руках не держал уже несколько месяцев. Дети отчего-то принимают то, что способно их развлечь, за добро, а то, что требует от них усилий, — за зло. Ладно бы они на этом и останавливались… Но нет: они этот принцип проецируют и на все остальное! На весь мир. Тебе вот кажется, что все это совершенно безобидно. Табак тоже поначалу считался безобидным, даже полезным. Лекарством считался! Его боготворили. Лишь спустя столетия поняли его опасность.

— Ну, пап, чего привязался? Отстань! Вот… опять из-за тебя этап проиграл!

— Ты не понимаешь: все это превращает вас в рабов и дураков. Хотя о чем это я? Иное рабство слаще свободы…

— Ну и что? Я согласен быть рабом и дураком. Лишь бы можно было играть сколько хочешь. Тебя убивает, что я провожу за компьютером больше времени, чем с тобой?

— Конечно, это меня убивает, сынок! А ты думал, это делает меня сильнее? В могилу ты меня сведешь, а не сделаешь сильнее — вот что! Ты не просто отдаешь компьютеру свое время. Ты отдаешь ему жизнь. Пока ты проживаешь жизнь компьютерного героя на экране, твоя жизнь останавливается. Она укорачивается ровно на столько, на сколько ты даришь ее какой-то рисованной фигурке, которой до тебя нет никакого дела. Ей все равно, кто будет управлять ею и будет ли кто вообще.