Журнал «Искатель» - Искатель, 2017 № 08

— И при чем здесь человечество?

— А при том. Чем вы заняты? Чем заняты ваши умы? Лучшие умы человечества играют на бирже, а не ищут лекарство от бессмертия. Чем такие сыны могут порадовать человечество? А наши мысли? Мы давно уже нехристи в своих мыслях и делах. Но еще ходим в храмы — по инерции. Хотя Бога как нравственного ограничителя для нас давно уже не существует. В тебе есть хоть капля самокритики, сынок?

— Зачем это мне? — недоумевающе огрызался Тед. — Мне хватает твоей критики. Недоставало только, чтобы я сам себя унижал…

— Самокритика — отличная штука. Она не дает утрачивать объективной связи с реальностью. А самоедством заниматься я тебя и не призываю. Но ложечка самокритики, как и ложечка самопохвалы, уж точно не повредит. А то ты не только утратил связь с реальностью. Ты совершенно не думаешь о будущем. Меня вот оно страшит, а тебя — совсем не тревожит.

— Неправда, — отнекивался Тед. — Я думаю о будущем. И я люблю это будущее…

И вот оно наступило. Конечно, это было не то будущее, на которое рассчитывал Тед. О котором мечтал и которое искренне любил. У будущего особо циничное чувство юмора. Оно охотно обманывает надежды, которые питают в его отношении миллиарды людей. Миллиарды обманутых надежд! Такого обманщика, как будущее, еще поискать.

Впрочем, не человек ли творит будущее, а точнее — разрушает его и, как следствие, обманывает самого себя? Будущее — не какой-то временной феномен, который мы так любим выставлять козлом отпущения, когда нужно назначить виновных в наших разочарованиях. Будущее — плод коллективной деятельности человечества. Следовательно, если мы кому и можем предъявлять претензии, то не времени, а себе.

Наше общее будущее — результат индивидуальных усилий, мешающих друг другу реализоваться, сталкивающихся друг с другом в броуновском хаосе, а не поддерживающих и не подталкивающих друг друга к общей цели. У каждого цель своя — и их мириады. Поэтому так тяжело пробиться к своей цели нашим усилиям-частичкам. Они продираются сквозь прущую навстречу толпу противоборствующих усилий. Их относит течением. Наши цели умирают, так и не дождавшись нашего прихода. И будущее, преломленное нашими надеждами и желаниями до состояния миража, строит нам пририсованные нами же глазки, врет нам придуманными нами за него обещаниями, а потом насмехается над нашим отчаянием и нашей глупостью. Насмехается нами же вложенным ему в уста беспощадным, отвратительным смехом.

— Как думаешь, будущее наладится?

Тед и Линта сидели на валунах, небрежно рассыпанных чьей-то гигантской рукой на небольшом возвышении в полусотне ярдов от дома. В близлежащих кустах уныло цокала какая-то птаха. Этой грустной песней она встречала приход солнца и продолжала изливать в горестных трелях свою печаль до самых сумерек. Тоскливо на душе было не только у нее.

В этом мирке, сжатом между стенами отвесных скал, было тоскливо всем пленникам плато. Похожие, как братья-близнецы, дни стирали само понятие «будущего»: если оно и существовало, то именно в форме этих дней, болезненно тянущихся с восхода до заката по одному шаблону и уже готовых застыть вместе со своими пленниками в смоле однообразия.

— Я не думаю о будущем, — призналась Линта, и из ее голоса было ясно, что никакого интереса к будущему она не испытывает.

Тед почувствовал, как комок обиды режет ему кадык. В минуты уединения с Линтой его все чаще охватывало острейшее чувство одиночества. Он начинал панически бояться этих мгновений.

— Но как ты считаешь, у нас с тобой… есть общее будущее?

Перед заключительными словами его голос осекся. Тед отдавал себе отчет, что с каждым днем все глубже проваливается в трясину любви. Линта отвечала ему взаимностью — но лишь до определенной степени: внутри нее будто была черта, которую она отказывалась перешагнуть. Поэтому одновременно с трясиной любви Тед проваливался и в трясину безумия. Он жаждал любви этой девушки, как не жаждал ничего и никогда прежде. Но любовь не давалась ему, хоть и держалась лишь на расстоянии руки. Теду казалось, что ему требуется лишь разгадать какую-то загадку или совершить какой-то поступок, и он получит ее. Но что это была за загадка? Какой именно поступок мог все изменить?

Тед чувствовал, что неведомая сила сводит его с ума. Нет, этой силой была не любовь. Эта сила лишь использовала любовь как маскировочный куст, а сама щипала Теда исподтишка и наслаждалась его агонией. Возможно, думалось Теду, если ему удастся понять, что это за сила, он разберется и во всем остальном? Была ли это ревность? Неудовлетворенность собой? Незнание предмета? Незнание предмета… Хм… А что, собственно, Тед знал о любви?