Журнал «Искатель» - Искатель, 2017 № 08

Но следующее открытие поразило Теда еще больше. Он заметил, что, когда его нет поблизости, никто из четверки и вовсе не общается друг с другом. Никто не открывал рта. Большую часть времени они проводили, замерев истуканами или греющимися на солнце ящерицами. У Теда сложилась твердая уверенность, что Классэны вспоминали о нем, лишь когда он появлялся в их поле зрения, и тогда… тогда для него устраивался целый спектакль. Все принимались хлопотать по хозяйству, а если не могли придумать себе занятие — бесцельно ходили по траекториям, напоминавшим правильные геометрические фигуры. При этом Тед был уверен, что двигаются они по странным траекториям, совершенно не осознавая этого. При его появлении у них находились и темы для разговора, и они начинали вести долгие беседы. Настолько долгие, что Тед не выдерживал и отправлялся прогуляться, а к своему возвращению находил все ту же молчаливую, безжизненную компанию, которая при его повторном появлении волшебным образом преображалась.

Их разговоры между собой не просто утомляли его. Ему от них делалось не по себе. Казалось, тема для разговора выбиралась ими в произвольном порядке — они будто тыкали пальцем в перечень слов, а дальше… дальше начиналось самое необъяснимое. Они словно не собственные мысли выражали по тому или иному поводу, а зачитывали отрывки тематических статей из разных источников и таким образом оппонировали друг другу. Наличие столь разнообразных и глубоких знаний у подростков было пугающим.

«Жуть какая-то, — думалось ему. — Не нормальные дети, а вундеркинды. Или профессора, прикидывающиеся детьми… Жуть, жуть, жуть!..»

Летом единственной проблемой выживания на плато была еда. По счастью, в чемоданчиках у Классэнов оказался большой запас пакетов с растворимыми супами. Но самое главное — у них были зажигалки.

Поначалу отведать наваристого зеленого пюре из котелка, унаследованного Тедом от предыдущего хозяина хижины, все четверо отказались. Их отказ Теда не удивил — возможно, ребята прибыли сюда прямиком не только из дорогого магазина, но и из хорошего ресторана. То же самое повторилось и на ужин.

Но когда все четверо заявили, что не голодны, и за завтраком следующего дня, Тед посмотрел на них так, что они тотчас схватились за ложки и, давясь и отчаянно кашляя, вычистили котелок до дна.

Через два дня Тед обратил внимание, что никто, кроме него, не пользуется единственной пластиковой канистрой с водой — замечать уровень воды было совсем нетрудно.

«Брезгуют…» — заключил Тед.

Как подступиться к этой теме в разговоре с Классэнами, Тед не знал, но тут подвернулся удобный случай.

Роймонд порезался об острый сучок в импровизированной стене первого этажа. Рана была неглубокой, но на всю ладонь. Все члены семейства Классэнов собрались вокруг Роймонда и с любопытством разглядывали порез, не предпринимая никаких действий, чтобы продезинфицировать и перевязать рану.

— Помочись на порез, — настоятельно сказал Тед, чувствуя свою ответственность за здоровье подростков.

— Э… Я сейчас не хочу, — Роймонд спрятал руку за спину.

Тед только покачал головой и, не говоря ни слова, ушел. Через несколько минут он вернулся с листом подорожника.

— Плюнь! — приказал он Роймонду, протягивая к его губам подорожник.

— Нечем, — хрипло отозвался тот. — У меня в горле пересохло.

— Тогда ты плюнь, — Тед сунул лист под самый нос Нойджела.

— У меня тоже пересохло, — отшатнулся тот.

Линта и ее сестра молча покачали головами.

— Тогда жуй! — Тед запихнул лист Роймонду в рот.

Роймонд тщательно заработал челюстями, после чего продемонстрировал всем пустой рот.

— Идиот! — беззлобно прокомментировал Тед. — Я сказал «жуй», а не «глотай». Надо было только разжевать. Ладно, сейчас еще принесу. А вы, дети города, хорошо запомните это растение — мало ли что…

Тед уже направился было к тому углу поляны, где рос подорожник, но тут его кольнула мысль, что именно сейчас — лучший момент поговорить о канистре с водой.

— Слушай, Роймонд… Я, конечно, и сам мог бы тебе на рану помочиться. И плюнуть на подорожник… — В его голосе быстро набирало силу раздражение оскорбленного самолюбия и еще не проявленного, но уже уязвленного самопожертвования. — Народ, я обратил внимание, вы брезгуете пить из моей канистры. Только чего не подумайте — я вас не осуждаю. Но я вот эти две канистры наберу. Они будут ваши. Я ими не пользовался. Только пейте, хорошо?