Алексей Петров - Черный Гиппократ

— Мало ли что она сказала!.. — огрызнулась Вика.

Шофер, глянув в салон, ждал, чем закончится спор, — поедет эта девочка или нет.

Владимир сказал:

— Вика, возвращайся… Бабушка будет очень недовольна. Разве есть причины огорчать ее?

Фельдшер предупредительно приоткрыл дверцу.

Но Вика решительно захлопнула ее:

— Я еду и все!.. Вы в этом городе совсем одинокий, я же знаю, — объяснила она, в глазах ее были сострадание и нежность; это были глаза взрослой женщины, познавшей боль.

Нестеров поразился: откуда у молоденькой девушки такие глаза?

Вика сложила руки на коленях:

— Доеду с вами до больницы. А вдруг что-то нужно окажется. Вещи увезти… Или, наоборот, — привезти? Вы вот зубную щетку не взяли…

Шофер мягко нажал на стартер, через несколько секунд мягко заурчал двигатель. Машина плавно тронулась и покатила вдоль канала. Хорошо было слышно, как под колесами шумят лужи.

Нестеров, приподнявшись на локте, порылся в кармане плаща и протянул Вике деньги:

— Это на такси, — лицо у него было несколько хмурое.

Вика взяла деньги:

— Правда, я не могу бросить вас одного, Володя. Не по-соседски это как-то, не по-дружески.

Нестеров улыбнулся:

— А если Артур приревнует?

Вика улыбнулась в ответ и промолчала.

Машина, набрав скорость, быстро ехала по ночным улицам. Сквозь матовые стекла пробивался свет фонарей и реклам. Шумели лужи, рассекаемые автомобилем, брызги сильно ударяли в днище…

Фельдшер достал из-под сиденья медицинскую сумку, поставил себе на колени, порылся в ней, задумчиво посмотрел на Нестерова, потом опять порылся в сумке… Звякали какие-то металлические предметы.

Доктор оглянулся на фельдшера, улыбнулся ему и подмигнул.

Наконец фельдшер нашел то, что искал, — упаковку жвачки… Вскрыл ее, предложил жвачку Вике. Но девушка отказалась.

Фельдшер глянул на Нестерова:

— Вам не предлагаю. Может, вредно… — и принялся жевать, расслабился в кресле — вытянул длинные ноги вперед, насколько позволял салон.

Машина сбавила ход и повернула.

Вика сказала:

— Кажется, приехали…

Нестеров посмотрел вперед — через кабину, через лобовое стекло.

Свет фар вырвал из темноты дворик больницы, закрытые ворота гаража, беседку, сквер, фасад здания с колоннами, табличку у дверей парадного, сверкающую бронзой. Машина теперь ехала медленно, и Владимир успел рассмотреть табличку на стене:

«Санкт-Петербургский горздравотдел,

Клиническая больница № 66…

Кафедра судебной медицины…»

Доктор повернулся к фельдшеру и засмеялся:

— Смотри, смотри! Третья шестерка нацарапана!.. Ну — артисты!..

Скрипнув тормозами, машина остановилась у крыльца приемного покоя.

Врач «скорой помощи» легко взбежал по крыльцу и вошел в приемный покой. Нестеров и Вика вошли за ним в подъезд. Вика открыла перед Владимиром двери — тяжелые, высокие и скрипучие. От девушки приятно пахло лавандой. Нестеров поймал себя на том, что только сейчас обратил внимание на этот запах. И подумал: значит, действительно, полегчало. Закралась в сознание мысль: может, они поторопились вызвать «скорую помощь», может, опасность не так велика, как показалось во время приступа?.. Нестеров успокоил себя тем, что в последний момент он вполне может отказаться от госпитализации, а если и госпитализируют, то он потом может отказаться от операции, никто не будет оперировать его без его согласия…

Когда они вошли в приемный покой, услышали сильный запах карболки. Владимир подумал, что почему-то этот запах бывает только в старых больницах — въедливый, неистребимый, как запах формалина в анатомичке. В новых больницах этот запах был совсем другой.

Они вошли в кабинет, в котором никого не было, кроме доктора, доставившего их. Доктор говорил с кем-то по телефону — кажется, со своим диспетчером. Доктор указал глазами Нестерову на кушетку.

Нестеров сел, осмотрелся. В помещении были очень высокие, как в зале ожидания на вокзале, потолки. Запыленные лампочки, лепнина, едва уже различимая под многими слоями побелки, крашеные холодной синей краской (какая была на складе) стены, стол дежурного врача с графиками под стеклом, обязательные графин и стаканы, подтекающий кран в углу, старая ширма, отгораживающая другой угол…

Владимир вздохнул. Он — врач… впервые был в положении больного. Впрочем всякий врач рано или поздно попадает в это положение, ибо ничто человеческое врачу не чуждо…