Чингиз Абдуллаев - Обычай умирать

— Вы нас шантажируете? — гневно спросил Богдановский.

— Конечно нет. Это моя обычная страховка. Иначе у кого-то из вас может возникнуть желание решить все вопросы одним разом, когда мы с моим напарником окажемся в одной машине. Или в одной квартире. Или вообще рядом друг с другом. Повторяю: я понимаю мотивы ваших поступков. Я их не одобряю, но я не ваш противник и никогда не буду разглашать подобную информацию. И не забывайте, что мой напарник — ваш бывший коллега. Профессиональная честь не позволит и ему обнародовать такую информацию.

Богдановский задумался. Савченко шумно выдохнул воздух. Это был самый лучший вариант из всех возможных. Дронго и его напарник будут молчать, а сотрудники его управления ничего не предпримут против этой пары.

— И еще один нюанс, — безжалостно добавил Дронго, решивший расставить все точки над «i». — Если бы с нами что-то случилось, израильтяне могли бы просчитать все варианты и понять вашу игру с двойным агентом. Полагаю, что вас такой вариант тоже не устраивает.

Алексей Федорович начал кашлять, задыхаясь от гнева. Савченко поднялся и, достав бутылку минеральной воды, наполнил стакан своему патрону. Богдановский залпом выпил воду, затем убежденно произнес:

— Вы авантюрист, просто искатель приключений. Вместо того чтобы устроиться на солидную работу, вы позволяете себе такие безответственные поиски…

— Да, — согласился Дронго, — очевидно, вы правы. Солидная работа не для меня. Надеюсь, что вы разрешите мне все-таки отсюда выйти живым.

— Подождите! — остановил его генерал. — Что вы скажете Блехерману? Он ведь предложил вам такой гонорар.

— Во-первых, откажусь от гонорара. Потом расскажу, что он поступил не совсем красиво, когда приехал сюда, уже прекрасно сознавая, что за ним и Штаркманом будут следить. То есть он сознательно подставлял меня и Эдгара, чтобы выяснить, как именно вы себя поведете. Вероятно, это была игра и с его стороны. Возможно, они владеют информацией о вашем двойном агенте и хотели проверить ее, задействовав нас обоих. Если эта информация верна, то вы не должны разрешить нам проводить расследование. Более того, почти наверняка вы обязаны пойти на нашу ликвидацию, чем подтвердите подозрения Меира Блехермана. Именно поэтому Штаркман сидел в Москве, звонил по обычному телефону и так нагло подставлялся. Им была важна ваша реакция. Поэтому можете считать, что мы с Эдгаром отчасти работали и на вас, не позволяя израильтянам подтверждать свою версию. Вот, собственно, и все.

— Получается, что мы еще и благодарить вас должны, — криво усмехнулся генерал.

— Обойдемся, — строго отчеканил Дронго. — Я только хотел объяснить вам, с какими проблемами вы могли столкнуться в случае нашей ликвидации. Это было бы непростительной ошибкой, господин генерал.

— Не нужно говорить мне об ошибках, — прервал его хозяин кабинета. — Я действовал во имя своей страны, а вы — во имя денег. Большой суммы денег. У нас разные идеалы, господин эксперт.

— Нет, — возразил Дронго, — у вас были свои корыстные мотивы. Продвижение по службе, награды, звания, отличия. Вы меньше всего думали в тот момент о страданиях отца, потерявшего дочь. Или о страданиях родных и близких всех, кто погиб в результате этого взрыва. И не нужно попрекать меня деньгами. Свой гонорар я не получу, Блехерман мне его просто не заплатит, и вы об этом прекрасно знаете. Поэтому не нужно меня упрекать. И уж тем более не нужно прикрываться громкими фразами о любви к Родине. Хотя я вас не обвиняю. У нас с вами такая работа. И не только у нас, генерал. Политики совершают гораздо большие подлости во имя интересов своей страны. Иногда надуманных или мнимых, но совершают. Сколько людей погибает, когда на одной чаше весов престиж государства, иногда ложно или неправильно понятый политиками, а на другой — жизнь сотен тысяч людей. А вот великий русский писатель Достоевский считал, что мировое счастье нельзя построить даже на слезинке одного ребенка. Вы явно не соответствуете его постулатам. Хотя справедливости ради признаюсь, что и я далек от его идеалов. Вот такая работа и у вас, — повторил Дронго. — Часто дурно пахнущая и не всегда отличающаяся нравственностью. До свидания, господин генерал.

Больше не было сказано ни слова. Дронго поднялся, молча поклонился обоим каким-то театральным жестом и, повернувшись, пошел к дверям. Богдановский подумал, что сейчас самое удобное время его пристрелить, и посмотрел на ящик своего стола, где лежал пистолет. Потом взглянул на Савченко. Очевидно, в его взгляде что-то мелькнуло, если полковник все понял и отрицательно покачал головой. Дронго вышел из кабинета.