— Мы не могли опубликовать всю правду, — напомнил Савченко. — Кто мог подумать, что Ламиев принимал наркотики? А допросить его мы были обязаны. И когда начали вводить ударные дозы амитола и пентатола, у него остановилось сердце. Вы же знаете, Алексей Федорович, что мы официально не признаем использование фармакологии в наших допросах.
— А кто в мире открыто признает? — раздраженно бросил Богдановский. — Хотя уже много лет все допрашивают с помощью этих лекарств. Только в кино показывают и в романах пишут, как бьют заключенных, обливают их водой или не дают спать. Вы прекрасно знаете, что это для обывателей. Гораздо удобнее применять лекарство и не мучить ни задержанного, ни следователей, которым тоже неприятно выколачивать нужные сведения из своих подопечных.
— Поэтому тогда и дали такую информацию, — согласился Савченко. — Но Дронго наверняка уточнил, как забирали Ламиева, и теперь понимает, что его не убивали при задержании.
— Что говорят наши аналитики? Как это скажется на расследовании?
— Дронго достаточно опытный человек. Он прекрасно знает, что во всем мире используются различные препараты, чтобы получить точные сведения от подозреваемых. Но здесь есть другая опасность, на которую нам указали наши специалисты. Если не знать, что Ламиев был наркоманом, то можно сделать неправильный вывод. Мы забрали живого и невредимого подозреваемого, а потом его пристрелили. И тогда может появиться неприятный вопрос, на который он начнет искать ответ: почему кто-то был заинтересован в физическом устранении Ламиева? Какую тайну мог знать этот подозреваемый?
— Нужно каким-то образом донести до Дронго и его напарника, что погибший был обыкновенным наркоманом, — предложил генерал. — Продумайте и этот момент. Но не нужно педалировать, чтобы он обратил внимание на нашу заинтересованность. Лучше посоветуйтесь с Семеном Абрамовичем.
Савченко согласно кивнул.
— Что у нас со Штаркманом? Ваши сотрудники держат его под контролем?
— У него четыре телефона, мы смогли подключиться ко всем четырем, — сообщил полковник. — Но пока никаких сведений закрытого характера он не передавал. Ведет себя нормально. Вчера познакомился в баре с какой-то молодой особой. Ходил обедать в ресторан «Пушкин». Но есть место, куда мы не сможем за ним проследовать и где его невозможно будет услышать.
— Израильское посольство, — понял Богдановский. — Если он захочет передать нечто важное, мы не сможем об этом узнать.
— Да. У них есть возможности посылать закодированные сообщения, которые мы не сможем прочитать.
— Тогда необходимо отмечать каждый визит Штаркмана в посольство. И консультироваться со Штейманом, чтобы он помог нам проанализировать поведение нашего объекта.
— Мы уже подумали об этом.
— И решите вопрос с этим родственником, — напомнил генерал. — Чтобы больше не было таких неожиданностей, как с визитом в семью Ламиевых. Я уже предупреждал, что нужно быть готовым к любым неожиданностям.
Научно-исследовательский институт, где работала сестра осужденного Шовдыгова, находился на Остоженке. Вместе с Вейдеманисом они подъехали к институту без пятнадцати одиннадцать.
— Мне пойти с тобой? — спросил Эдгар.
— Нет. Будет лучше, если мы поговорим с ней вдвоем. Надеюсь, что она вполне адекватный человек. Судя по ее поездке на могилу погибших немцев, она понимает, насколько ужасно преступление, организатором которого был ее брат.
— Именно поэтому она может не захотеть с тобой разговаривать. Замкнется и не станет отвечать на вопросы о своем брате. Если слишком много времени провела в Европе, у нее вполне могли измениться взгляды.
— Как раз об этом я и говорю. Кавказская женщина не поступила бы так, как она. Конечно, нормальный человек просто обязан осуждать любое убийство невиновных людей. Но ездить на могилу жертв своего брата — это уже не просто сочувствие, это вызов, несогласие с методами и действиями тех, кто убивает невиновных. Поэтому у меня есть шанс с ней переговорить. Уже почти одиннадцать, пора идти на встречу.
Дронго вышел из машины и направился к зданию института. Сидевший на проходной пожилой вахтер равнодушно смотрел на неизвестного, появившегося перед зданием института. Дронго терпеливо ждал. Наконец в дверях появилась женщина в строгом сером костюме.
Дронго знал, что ей тридцать пять лет. Аккуратно уложенные волосы, скуластое лицо, миндалевидные глаза, очки. В целом она выглядела очень эффектно. Заметив эксперта, она направилась к нему:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу