«Капитан Уинтерфинч, “Черная стража”» и сокращение « ret.» — в отставке, пояснявшее, что теперь он гражданское лицо. Он по-прежнему указывал свои звание и подразделение, хотя управлял фирмой, имевшей отделения по всему миру.
Посещения повторялись ежегодно. Я везде находил его подпись в сентябре. Здесь в это время сыро, по-видимому, потому что на осенних записях было больше пятен от плесени и сырости, чем на летних. Страницы коробились, и встречались записи, неряшливые из-за неслушающихся ручек. Даты указывались в столбце возле разворота, и я увидел, что с 1928 года Уинтерфинч выработал свой ритм. Он приходил с утра в числе первых, предпочитая остаться в одиночестве со своей скорбью. Его подпись занимала две строчки, и вместе с ним никто никогда не приходил.
С 1931 года он приходил по утрам раньше всех . Каждый год капитан Дункан Уинтерфинч навещал могилы своих солдат. Сначала в Тьепвале, а потом методично объезжал все кладбища до единого. Толкал скрипучие калитки и входил. Этот ритуал был для него столь важен, что он не мог положиться на выложенные возле книг памяти принадлежности для письма, но всегда привозил свои собственные — авторучку с раздвоенным пером и зелеными чернилами.
Я стал листать быстрее, обнаружил пробел в пять военных лет и снова увидел его имя в сентябре 1945 года.
Буквы в подписи в этом году имели более выраженный наклон. Может, он побывал возле леса Дэро, увидел кратеры от выкорчеванных деревьев? Ведь ему это представлялось, должно быть, смесью предательства и кощунства.
Я продолжал методично искать. 1968, 1969…Он все так же приходил первым. Все так же подписывался как капитан Уинтерфинч. То же и в 1971 году. Я уже разобрался в этой системе и открыл записи за осень 1971-го. Начал с октября. Стал листать страницы назад, приближаясь к началу собственного летоисчисления.
Вскоре я знал, что Дункан Уинтерфинч в последний раз навестил своих падших однополчан ранним утром 23 сентября 1971 года.
В Тьепваль он впервые приехал не один. Под его подписью стояла другая, которую я не ожидал здесь увидеть. А еще меньше ожидал увидеть то, что она написала. Вот тут оно и обнаружилось, последнее желание мамы, высказанное перед смертью.
«Н. Дэро. Да пребудет с вами покой».
Я проснулся в три часа утра. Ночью мне померещилось, что со мной кто-то есть. Я включил свет и увидел белые дощатые стены. Сел, глядя на телефон. Подождал — вдруг зазвонит. Подготовился к тому, что меня навестят духи двадцатилетней давности.
Нет. Здесь только я один. Единственный, кто знает все, что случилось тем утром, кто слышал каждое произнесенное слово.
Я оделся. Включил кипятильник и сделал себе чашку крепкого растворимого кофе. Заключил, что никогда не смогу в точности воссоздать случившееся. Но я знаю достаточно. А правда мне нужна настолько достоверная, чтобы я смог обрести душевный покой.
Наверное, они договорились встретиться с Дунканом Уинтерфинчем в ресторане. Но там их беспокоили многочисленные посетители, раздражал шум и гам. Человек, выстроивший себе из дуба дворец в самом пустынном уголке Великобритании, не был настроен вести переговоры, перекрикивая чужие голоса. Тем более когда речь шла о самой важной в его жизни сделке, возвращении «Шестнадцати деревьев Соммы». Он покинул ресторан в гневе и раздражении, и всю ночь его, наверное, грызло копившееся десятилетиями негодование. По словам Гвен, он всегда просыпался в три часа. « И тогда он требовал исполнения своих распоряжений ».
В ту ночь Дункан позвонил в наш номер в отеле. Резко задребезжал старомодный телефонный аппарат. Вероятно, он предложил моим родителям встретиться на рассвете в Тьепвале. Там он сможет рассказать, не отвлекаясь на шум автомобилей и на любопытные взгляды — никаких посторонних звуков, кроме щебетания птиц, — o наступлении «Черной стражи» в 1916 году. Последний рассказ ветерана войны. Под тем же небом, в том же воздухе, при том же освещении.
У британцев существует традиция, что земля, на которой умер солдат, принадлежит ему. Этого Эйнар не был готов признать, ослепленный их с Изабель историей, разыгравшейся в том же лесу.
Может быть, намерения у Дункана Уинтерфинча были добрые. В своем преклонном возрасте он вряд ли претендовал на многое. Просто не следил за временем. Вероятно, это мама предложила. «Давайте встретимся сейчас», — сказала она, по всей вероятности. Раз уж трехлетний сынишка все равно не спит, какой смысл сидеть в номере и дожидаться рассвета?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу