Ларс Миттинг - Шестнадцать деревьев Соммы

— То есть кто-то просто… забрал меня с собой?

— В отделе усыновления я раз за разом сталкивалась с таким отчаянным, годами вынашиваемым желанием. Пусть и замаскированным в корректные одеяния и натянутую вежливость. Так что да, я думаю, вы потерялись и родители стали вас искать. Понятия не имею, при каких обстоятельствах. Вероятно, вы просто заблудились. А потом кто-то нашел вас. Напуганного и отчаявшегося. Может быть, сначала вас просто хотели забрать в безопасное место, но потом дала себя знать иная потребность. Миллионы людей не умеют просчитывать результат своих действий. Какая-то идея несколько минут кажется удачной. Потом наступает отрезвление. Приходит мысль: а что скажут соседи? Ребенок вскоре проголодается, заплачет. Свидетельства о рождении у него нет. Очень быстро восторг от первоначального плана проходит. Чаще всего отрезвление наступает уже через полчаса. Иногда через несколько дней. Есть, конечно, такие, кто надеется заработать на потерявшемся ребенке. Но и такой план рассыпался бы на следующий же день, когда им на глаза попалась бы газета с сообщением, что ваши родители погибли.

— А в гостиницах наверняка удивились бы, — сказал я, — откуда это у постояльцев вдруг взялся ребенок?

— Вот именно. Вы исчезли на несколько дней, а те, кто вас забрал, должны же были где-то ночевать. Поэтому мы побывали во всех местных гостиницах и пансионатах. Мы подозревали, что похитители — бездетная пара в возрасте тридцати-сорока лет. Или одинокая женщина того же возраста. Мы перетрясли все книги записи постояльцев в окр у ге. Но если не считать, что нам открылись целых девять случаев супружеской неверности, не нашли ничего. Я думаю, они привезли вас в Лe-Кротуа, потому что это далеко от того места, где проходили основные поиски. Подождали до утра понедельника, потому что в выходные все учреждения закрыты. И пришли в приемную врача. То место, где найдешь внимательных, ответственных людей. Может быть, они подождали в сторонке приезда полиции. Вероятно, они еще живы. Может, у них есть дети, может, нет. Но я совершенно уверена, что они уехали из Лe-Кротуа как можно дальше.

— Не припомните, как звали врача? — поинтересовался я.

— Увы, нет. Помню только, что он был старый и властный. Кто-то постучался в дверь к ассистенту врача, а когда та вышла, вы сидели в приемной один. Они вас сразу же осмотрели. Узнали вас по фото в газете. Поняли, что вас недавно покормили, вели вы себя спокойно. Одежда была испачкана, но единственное повреждение — синяки.

Я нахмурился.

— Синяки?

— Дa. Множественные.

— У меня? И где?

Жослен Берле встала и подошла ко мне. Остановилась передо мной, будто изо всех сил сдерживая готовую выплеснуться нежность.

— Мы не раскрыли этих подробностей газете, — сказала она и дотронулась до моей правой руки выше локтя. — Вот здесь. Она провела пальцем по моему плечу и предплечью. — Глубокие кровоподтеки. Кожа почернела. Но ниже локтя ничего, и на левой руке тоже. Вас прижало к чему-то.

Ее палец задержался на моей руке на секунду дольше, чем требовалось. Я чуть было не положил свою ладонь поверх ее, но Берле, должно быть, почувствовала это и отодвинулась.

— Вас оставили со мной, — сказала она. — Я пыталась вас разговорить. Сказать что-нибудь, что могло бы вывести нас на след. Но вы молчали. Словно происшедшее блокировало вашу память.

В тот день я и перестал говорить по-французски, подумал я.

— А потом приехал дедушка?

— Я видела, как вы встретились. Вы бросились к нему, и он подхватил вас на руки. Ему пришлось на несколько дней задержаться в Амьене для завершения всех формальностей.

— А потом мы с дедушкой уехали домой?

— Дa. В черном автомобиле. Сначала он опознал ваших родителей — их тела самолетом отправили в Осло. Ваш дедушка был совсем не сентиментален. Но казалось, он чего-то… ждет. Ждет, что произойдет еще что-то.

Я представил себе его. Его созревшую за те дни ненависть к брату, желавшему добра, но запутавшему жизнь всем окружающим — как собачонка, слишком рьяно виляющая хвостом и вдребезги разбивающая посуду.

— Я совсем забыла предложить вам чаю, — сказала Берле.

Выбравшись на улицу, я закурил «Голуаз» и некоторое время стоял, разглядывая «Бристоль», раздумывая, не стоило ли рассказать Жослен об Оскаре Рибо. Но это не пришлось к слову. Конечно, профессия научила ее не затягивать прощания. Она слегка кивнула в дверях, не выказав никаких чувств.